Не сбавляй оборотов. Не гаси огней

— Ну как, просекли фишку? Так что, ковбои, хорошенько задумайтесь о своем поведении, не то придется целую вечность надрываться — и на том свете гонять по небу стадо бешеных коров. О-хо-о, напряжная работенка! А вы, подружки ковбоев, тоже будьте паиньками, не то в раю не позволят прокатиться на лошадках, а вы сами знаете — для девчонки это все одно что ад. Впрочем, хватит с нас дешевой христианской морали, правда? Сегодня ночь тварей и демонов, соблазнительных вампиров и живых мертвецов. Да-да, канун Хеллоуина: нечто темное бродит по земле, забирается в потаенные уголки людского мозга, во все времена обожавшего тайны. Но бродит не только нечисть, ведь наш «скрытый наблюдатель» тоже вышел на охоту, высматривая тайны, а еще — номерные знаки счастливых автомобилистов: может, именно сегодня мы вытащим ваш номер. Да-да, счастливчик, может, ты уже на пути к выигрышу. Так что оставайся с нами — вдруг отхватишь парочку билетов на танцульки. А покуда ждешь, обещаем развлечь тебя и просветить парой-тройкой отличных номеров. Ну что, дурачок, зацепило? Полуночный Пилот у тебя прямо в ухе, на волне «БЗМЕ», так высоко, что можно подумать — мы под землей. А теперь не отключайся и слушай всю эту жуть.

Включили «Purple People Eater», но я углядел заправку «Синклер» посреди «Миниатюрной Америки» — странного местечка у самой дороги и призванного выкачивать деньги из случайных туристов, — и уже выруливал к ней. Заправщик, старикан-коротышка в красно-бело-синем комбинезоне, живо заинтересовался машиной и большим серебристым ящиком на заднем сиденье, не говоря уж о придурке в розовой шляпе и с воспаленными глазами. До того заинтересовался, что, заливая бак, чуть шею не свернул, наблюдая в заднее окно, как я вставляю батарейку. Не знаю, то ли из-за этого тяготившего меня любопытства, то ли из-за пронизывающего холода, а может, из-за бенни, но руки у меня дрожали так, что я с огромным трудом попал батарейкой в гнездо.

Батарейка и бензин обошлись в тридцать четыре доллара. Я дал любопытному старикану две двадцатки, сказав, что сдачи не надо. Он недоверчиво покачал головой, потом усмехнулся:

— Знаете, мистер, имей я ваши деньги, плюнул бы на свои.

— Вот и плюнь, — посоветовал я ему. — Сразу лучше станет.

Я сдал назад, обратно на 80-е шоссе, и взял курс на Солт-Лейк-Сити, выжимая не меньше восьмидесяти в час. Если бы меня тормознули, я бы сослался на то, что спутал номерной знак трассы с ограничителем скорости. Возвращенный к жизни проигрыватель Джошуа я включать не стал, оставил радио — на случай, если назовут мой номер. Но прежде наслушался болтовни Полуночного Пилота.

— Вы наверняка решили, что Полуночный Пилот, ваша родственная душа, который вот он, здесь, с вами, наплел с три короба про какие-то там первоклассные развлечения и щедрые угощения в сегодняшнем особенном эфире. Может, вы думаете, мы какая-нибудь там заштатная станция, болтающая невесть что где-нибудь в глуши, мол, не отличим глупую шутку про то, что делал слон, когда пришел Наполеон, от дактилического гекзаметра, а рипсалидопсис так и вовсе примем за венерическую болезнь? Ну а как вам такое радио-нафиг-вещание: у нас в гостях главный американский эксперт по поэзии, истории и прочему, который вкратце расскажет об исторической и социальной подоплеке традиционной хеллоуинской забавы «Конфетка или монетка!». Да-да, я знаю, что говорю: у этого парня дома на стене висят пятнадцать — сам считал! — дипломов по разным наукам. Мы вот тут бросаемся такими словечками как «передовой» и «интеллектуальный», говорим про «анагогические проникновения в символические выражения метафорических параллелей», а когда выражаешься таким манером, на ум приходит только один человек: поэт Джон Сизонс. Он творит в Багдаде-у-Залива,[41] однако дух его не стеснен узкими рамками. Итак, когда вам нужны первоклассные услуги, вы обращаетесь к лучшим из лучших. Так что позвольте представить: Джон Сизонс — только для «БЗМЕ»: «Бытовая демонология Хеллоуина для „чайников“».

Последовала короткая пауза, после которой я отчетливо услышал Джона, вещающего характерным профессорским тоном с хрипотцой, какая появляется после пяти стаканчиков скотча:

— Добрый вечер, дамы и господа! Меня зовут Христофор Колумб, ну а вы — мертвые индейцы.

Так-то.

Полуночный Пилот был тут как тут:

— Ну, что я вам говорил? Парень в теме. Мы его еще услышим, не переключайтесь, но прежде воспоем ему хвалебную песнь. Кстати, у нас тут еще один чел, нелишний в нашей компании этой ночью, когда повсюду бродят зомби и сумасшедшие оборотни. Правильно я говорю, а, Джимми Дин? И что мы будем слушать? Что же еще, как не «Big Bad John»![42]