Не считая лет

Льет полусвет
черемуховый вечер,
прощально осыпая лепестки.
Иду в него.
Все кажется, я встречу
виновницу тревоги и тоски.
Ту девочку из школьной перемены,
из сумерек вторых счастливых смен,
что закружила ласточкою первой
в мальчишечьей распахнутой весне.
Темнели палисадники смущенно.
Доверчива была ее рука.
И весь поселок в кипени черемух
с рассветом розовел, как облака.
Он поднимался над знакомым краем,
он излучал неповторимый свет.
И вместе с ним, от счастья замирая,
мы плыли в бесконечной синеве…
Неправду говорят,
что время — лечит.
Но правду, что беду — ведет беда…
Когда цветет черемуха,
на плечи
ревнивые ложатся холода.
Я лишь рассудком
принимаю тропы,
ушедшие в немыслимую даль,
в осклизлые холодные окопы,
в транзитные глухие поезда…
Вступаю в ночь,
в ее прохладный омут,
но сердце
не умеет не искать.
А лепестки, упавшие с черемух,
все гуще оседают на висках.

Первый прыжок

Открытый люк —
и пустота под ним.
И нет опоры: воздух, свет и дымка.
А там земля —
со всем своим земным —
переводною детскою картинкой.
Игрушки-села,
ниточки дорог,
посевов и лесов цветные пятна.
Перешагни невидимый порог
в себе самом.
Так просто и понятно.
Натянут каждый нерв —
нельзя сильней.
Живое тело каждой клеткой, порой,
всем опытом, инстинктом, кровью всей
противится, с твоим решеньем спорит.
Сжимаешь зубы.
Сам себе:
…два…три!
Бросаешься, глаза закрыв, как в прорву.
И все, что есть и было там, внутри,
срывается и камнем давит в горло.
Невольно — ах!
А ветер бьет в лицо.
Где небо? Где земля?
Бросает, крутит.
Рукой окостеневшей рвешь кольцо.
И через вечность — встряска парашюта.

«И по памяти — черта…»

И по памяти — черта,
и на сердце — вмятина.
Он, Чита моя, Чита.
Госпиталь.
Приятели.
Обошла старуха смерть,
а рубцы — обносятся.
Только с Гитлера теперь
вдвое больше спросится…
По утрам — из печек дым.
Солнце сушит лавочки.
Тротуаром дощаным
моционю с палочкой.
Без нее бы мог.
Порой
так мешает, бросил бы.
Но она мне как пароль,
лучше всяких пропусков.
Патрули чеканят шаг:
кто, мол, там с девчонкою?
Летчик с палочкой?
Вот так —
топайте сторонкою…
По ненастью от тоски
заняты наукою:
вновь планируем броски
Конева и Жукова.
Артиллерии гроза
где-то в сопках клюнула.
Сразу — строгие глаза:
вспоминают, думают…
Мы успеем, ни черта,
к главному пожарищу.
А тебе — поклон, Чита!
Пропуск мой — товарищу!

Лётчики