Не считая лет

Для дела,
а не для парада
живем.
…В карманы пиджака
он прячет руки, если рядом
лежит холеная рука.
Свои он называет «лапы».
Шрам перечеркивает шрам…
Тогда река рванула запань,
ломая бревна пополам.
А с баржами —
буксир навстречу.
Детишки, женщины…
Потом
он мог бы вспомнить ветер, вечер
и перевал, покрытый льдом.
А там, над пропастью,
машина
буксует и ползет назад.
Дымится лед,
дымятся шины.
А в кузове — глаза, глаза…
Он вспоминает неохотно,
он никогда не говорит,
как тонут тракторы в болотах,
как рвется трос,
как нефть горит…
Всегда один
бывает первым.
Когда схлестнутся смерть и жизнь,
когда отказывают нервы,
такой находится:
— Держись!..
В большой компании случайной,
в толпе,
шагающей не в лад,
мы эти руки замечаем
и почему-то прячем взгляд.

Снегопад

Словно рябь на воде —
то сильнее, то реже…
Снегопад целый день
тихий, ласковый, нежный.
Никуда не спешит,
никого не торопит.
Беззащитен, пушист
снег садится на тропы.
Я люблю снегопад
вот такой, беззаботный.
Он меня, словно брат,
провожает с работы.
И пока мы идем,
ожидаем трамвая,
мы без слов обо всем
говорить успеваем.
Я устал, говорю,
от себя, от начальства.
Он в ответ — не горюй,
все пройдет, не печалься.
Сколько в жизни утрат?
Сколько было тревоги?
— Хочешь, я до утра
замету все дороги?
И опять — ни следа,
начинай все сначала.
Снегопад, снегопад,
мне ведь этого мало.
Тех дорог? Никогда
ни единого шага —
не предам, не отдам
за великие блага.
Я для них был рожден,
там и смерть свою встречу.
Жадно слушает он,
соглашается, шепчет.
Говорю: виноват,
ты, дружище, не слушай.
Это твой искропад
растревожил мне душу.
Видишь: мал мой успех.
А хотелось так много:
говорить ото всех,
отболеть за любого…
Обострением чувств,
обещаньем надежды
льется светлая грусть
успокоенно, нежно.

«Все рвусь…»

Все рвусь,
но редко успеваю
встать раньше солнца.
Ночь как миг.
И в ней горит, не выключаясь,
зари привернутый ночник.
А если все-таки удастся
подняться в утреннюю тень,
в душе, похожее на счастье,
гнездится чувство целый день.
Идешь пружинистой тропинкой,
промытый свежестью насквозь.
В объятья просятся осинки,
березы не скрывают слез.
От радости хмелеют птицы.
Дымок цветенья над сосной.
И сладко пахнет медуницей,
и терпко — первой бороздой.
Смывает зимнюю досаду
едва наметившийся пир.
И знаешь, что немного надо,
а сердце просит целый мир.

«Мне вспоминается деревня…»