Не считая лет

Было поздно судить-гадать,
где и как потерялась гать…
Всюду тонкий, на палец, лед,
на три пальца поверху — снег,
а под ними — болото ждет,
жадно чавкает в глубине.
Только шаг,
единственный шаг,—
с громом рушится лед-тощак.
Не могу побежать вперед,
не могу рвануться назад.
А болото сосет, сосет,
тянет,
пучится на глазах,
лижет мне патронташ и нож.
До зубов пробирает дрожь…
Где-то ветер
прошел стороной.
Тихо дрогнул вечерний мрак.
И завыл мой пес надо мной,
словно сердце рванул наждак.
Ой, любовь моя,
синий чад.
Ой, судьба моя, лед-тощак!
Закричись —
вокруг ни души.
До рассвета — сомкнется гладь.
Вот и смерть по кустам спешит.
То-то рада: подстерегла!

Я сто раз от ее косы

буйну голову уносил.

Был доверчив, наивен,

прост.
Пред тобою я — чист и прав…
— Ну, прощай, мой пес!..
Он подполз,
мертвой хваткой вцепился в рукав.
Упираясь в кочку, скуля,
стал тянуть из болота меня…
Опоздала, смерть,
я не твой!
Сапоги сняла — подавись!..
Я в лесу, на снегу, босой,
но готов сражаться за жизнь.
Буду жить,
не считая лет:
я собачьей болью отпет!

«Пенную, клокочущую брагу…»

Пенную,
клокочущую брагу
выплеснуло разом из оврагов —
безрассудно, яростно, хмельно.
Цветоносным маем пахнет терпко.
В пойме перепуганные вербы
ощупью отыскивают дно.
Половодьем света,
блеском, гулом,
каждою воронкой и волной
и меня, как вербу, захлестнуло,
замотало шалой новизной.
Я хожу
по тающим дорогам,
я ношу нетающей тревогу,
ожиданьем заливает грудь.
Бьется в окна голубая птица,
и туманов непросохших ситцы
ночью мне покою не дают.
На рассвете
жарко тянет вальдшнеп,
крыльями разбрызгивая высь…
Хоть на миг забудь, что будет дальше,
но весне и сердцу подчинись.

«Не девушке ли в скупости сердечной …»

Не девушке ли
в скупости сердечной
я сделал зло, не понимая зла?
Не роще ли редеющей?
Не речке ль,
что, обмелев, до моря не дошла?
Не замутил ли правды
пустословьем?
Не получил ли что-то не в черед?
Не растоптал ли редкое гнездовье
той птицы, что сегодня не поет?
Когда уверен,
что не тронут грозы,
и ты непогрешим,
и чист зенит,
легко пройти, и не заметить слезы,
и отвернуться сердцем от обид…
На росстани дорог
стою, как витязь,
вполне прозревший, без меча и лат.
Кому я сделал больно?
Отзовитесь!
Откройтесь — перед кем я виноват.
Без скидок
на условия и время,
все тот же — не силен, не знаменит
приму вину — мучительное бремя,
и постараюсь честно искупить.

Рапана