Не считая собаки

— Goadahdahm Boetenneher, thahslattes ayrnacoom, — ответил мужской.

— Thahslattes maun bayendoon uvthisse wyke, — потребовала женщина.

— Tha kahnabay, — не уступал мужчина.

Я не понимал, о чем они говорят, но разговор этот слышал уже сотни раз; в последний — у южного портала церкви Святого Михаила. Женщина допытывается, почему то-то и то-то до сих пор не сделано. Мужчина оправдывается. Женщина (явная далекая пра-пра-пра леди Шрапнелл) говорит, что причины ее не интересуют, к благотворительной ярмарке все должно быть готово.

— Thatte kahna bay, Goadahdahm Boetenneher, — повторил мужчина. — Tha wolde hahvneedemorr holpen thanne isseheer.

— So willetby, Gruwens, — приказала женщина.

Грохнула расшатанная ступенька, и женщина рявкнула:

— Lokepponthatt, Gruwens! The steppe bay lossed.

Бранит за неполадки. Правильно. Пусть выдаст ему по первое число.

— Ye charge yesette at nought, — пристыдила она.

— Ne gan speken rowe, — залебезил работник.

Они продолжали подниматься. Я поднял голову, вглядываясь в лестничный колодец — вдруг там наверху есть какая-нибудь площадка или приступка?

— Tha willbay doone bylyve, Goadahdahm Boetenneher.

Ботонер. А вдруг та самая Анна Ботонер — или Мария, которые строили шпиль Ковентрийского собора? Неужели это он и есть?

Я двинулся наверх, стараясь ступать как можно тише и считая ступени. Девятнадцать, двадцать.

Вбок от лестницы уходила площадка, упирающаяся в пустоту. Колокола. Точнее, будут колокола, когда их повесят. Вот я и определил свое пространственно-временное положение — башня Ковентрийского собора в год постройки, 1395-й.

Голоса пропали. Вернувшись к лестнице, я на цыпочках спустился на пару ступеней. И чуть не наступил на голову женщине и работнику.

Они стояли прямо подо мной, так что видно было макушку белого апостольника. Рванув назад, я ринулся вверх по лестнице и едва не раздавил голубя. Он возмущенно заголосил, отчаянно захлопал крыльями, словно летучая мышь, и слетел мимо меня вниз, к площадке.

— Shoo! — крикнула высокочтимая Ботонер. — Shoo! Thah divils minion!

Я замер, готовясь рвануть еще выше и стараясь не пыхтеть, но они дальше не поднимались. К голосам теперь примешивалось непонятное эхо — похоже, они отошли на дальний край площадки, и минуту спустя я прокрался обратно, откуда за обоими можно было наблюдать тайком.

Работник — в коричневой рубахе и кожаных штанах — удрученно качал головой.

— Nay, Goadudahm Marree. It wool bay fortnicht ahthehlesst.

Мария Ботонер. Я с интересом посмотрел на дальнюю прародительницу епископа Биттнера. Перехваченное слегка провисшим чеканным поясом красно-коричневое узкое одеяние с широкими рукавами, в прорезях которых виднеется желтое нижнее платье. Льняной апостольник туго охватывает круглые морщинистые щеки. Кого-то она мне напоминает. Леди Шрапнелл? Миссис Меринг? Нет, старше. Седовласую?

Мария куда-то показывала, возмущенно встряхивая апостольником.

— Thahtoormaun baydoon ah Freedeywyke.

Работник отчаянно замотал головой.

— Tha kahna bay, Goaduhahm Boetenneher.

Женщина топнула ногой.

— So willetbay, Gruwens.

Резко развернувшись, она решительно зашагала к лестнице.

Я юркнул в укрытие, готовый сию секунду мчаться наверх, но разговор, видимо, был окончен.

— Bootdahmuh Boetenneher, — взмолился работник, семеня за ней.

Я крался следом, держась на виток выше.

— Gottabovencudna do swich… — увещевал работник.

Уже и до точки переброски недалеко.

— Whattebey thisse? — вдруг озадачилась женщина.

Я осторожно спустился на ступень, потом еще на одну, пока не увидел их снова. Мария Ботонер показывала на что-то в стене.

— Thisse maun bey wroughtengain, — напустилась она на работника с новой силой, и над ее головой, словно нимб, засияло едва заметное мерцание.

Нет, только не сейчас! Проторчать тут всю ночь, и теперь…

— Bootdahmuh Boetenneher… — скис работник.

— So willet bey, — тыча костлявым пальцем в стену, оборвала его Мария Ботонер.

Мерцание разгоралось. Сейчас кто-нибудь из них поднимет голову и заметит.

— Takken under eft! — велела она.

Ну давай же, давай, пообещай ей, что все починишь.

— Thisse maun bey takken bylyve, — напомнила она и наконец двинулась вниз.

Работник возвел глаза к небу, подтянул веревочный пояс на круглом брюхе и поплелся за ней.

Две ступени. Три. Апостольник скрылся за поворотом лестницы, потом вынырнул снова.

— Youre hyre isse neyquitte till allisse doone.

Дальше медлить было нельзя — лучше рискну попасться им на глаза. Ничего, в Средневековье верили в ангелов, если повезет, за небесного посланца меня и примут. Сияние разгорелось в полную силу. Я ринулся вниз, перепрыгнув через голубя, который взлетел с громким гвалтом.

— Guttgottimhaben! — пролепетал работник, и оба уставились на меня.

Мария Ботонер перекрестилась.

— Holymarr remothre…

А я нырнул в уже закрывающуюся сеть и растянулся на прекраснейшем в мире кафельном полу лаборатории.

Глава двадцать четвертая

С растущим ужасом и отчаянием мы осознали <…> что больше ничего сделать нельзя.

Настоятель Говард