Я пошел за ней, думая о ее двойном имени и о служанках миссис Каттисборн, которых всех зовут Глэдис, и пытаясь дословно вспомнить ответ Бейна на претензии миссис Меринг. «Лорд Дансени никаких возражений не имел». А что там сказала миссис Каттисборн, когда мы приходили забрать вещи для ярмарки? «Не фамилия красит дворецкого, а вышколенность».
Колин-Джейн вернулась с бюваром, все еще всхлипывая.
— Имя Тоселин больше никогда не прозвучит в этих стенах, — объявила миссис Меринг, садясь за письменный стол. — А также из моих уст. Все письма от Тоселин будут возвращаться невскрытыми.
Она взяла перо и чернила.
— Как мы узнаем, не вскрывая, на какой адрес сообщить об отречении? — резонно поинтересовался полковник.
— Все пропало, да? — убитым голосом спросила меня Верити. — Теперь уже ничего не исправить.
Я не слушал. Сложив вместе листки письма, я перебирал их, ища окончание.
— С этого дня я ношу траур, — продолжила миссис Меринг. — Джейн, сходи наверх и принеси мое черное бомбазиновое. Мейсел, если кто-нибудь спросит, отвечай, что наша дочь умерла.
Я наконец нашел нужную страницу. Тосси подписалась «ваша бесконечно виноватая дочь Тоселин», потом вычеркнула «Тоселин» и заменила на полученную в замужестве фамилию.
— Вот, смотри, — окликнул я Верити и начал читать: — «Пожалуйста, передайте Теренсу, который, я знаю, не забудет меня до конца своих дней, что ему нужно скрепить разбитое сердце и не лишать нас счастья, поскольку мы с Бейном предназначены друг другу судьбой».
— Если она действительно вышла за него замуж, — прозрел наконец Теренс, — то я, выходит, свободен от обязательств?
Я не слушал.
— «Мой драгоценный Уильям не верит в судьбу и говорит, что все мы имеем право на свободу выбора, однако жене, по его словам, надлежит иметь собственное суждение, а я считаю, что нас свела сама судьба. Если бы Принцесса Арджуманд не пропала, мы никогда не поехали бы в Ковентри…»
— Пожалуйста, — не выдержала Верити, — не надо…
— Нет, еще чуть-чуть. «… в Ковентри. И если бы я не увидела ветвиеватую вазу на ножках, то не связала бы с этим прекрасным человеком свою жизнь. Я напишу, когда мы устроимся в Америке. Ваша бесконечно виноватая дочь, — закончил я, отчеканивая каждое слово, — миссис Уильям Патрик Каллахан».
Глава двадцать шестая
Вот оно что! Похоже, мы все это время брались за дело не с того конца.
Да уж, вышло не совсем по Агате Кристи, у которой Эркюль Пуаро, собрав участников событий в гостиной, называет убийцу, изумляя всех своими выдающимися детективными способностями.
И уж точно не по Дороти Сэйерс, где герой замечает партнерше: «Кажется, мы с вами неплохо сработались. Не узаконить ли нам свой союз?» — и потом делает предложение на латыни.
Детективы мы оказались никудышные. Мы не раскрыли дело — оно раскрылось вопреки нам. Мало того, нас, как основную помеху, пришлось срочно отсылать восвояси, чтобы история смогла наконец скорректироваться. Вот так кончится мир. Не взрывом, а побегом[66]
.Нет, всхлипы тоже были. Миссис Меринг достаточно навсхлипывалась, а еще нарыдалась, наревелась и наприжималась залитых слезами листков к груди.
— Ах, моя драгоценная доченька! — рыдала она. — Мейсел, ну что же ты стоишь? Сделай что-нибудь!
Полковник растерянно оглянулся по сторонам.
— Что же я сделаю, дорогая? Если верить письму, они сейчас плывут через океан.
— Не знаю. Останови их. Пусть аннулируют брак! Телеграфируй в Королевский флот! — Она схватилась за сердце. — А ведь мадам Иритоцкая предупреждала! «Берегитесь „К“» — корабль, Америка…
— Ну полно! Будь у нее и в самом деле связи с потусторонним, она бы изъяснялась конкретнее, — урезонил полковник.
Но миссис Меринг не слушала.
— В тот день в Ковентри. У меня было предчувствие — о, если бы я только распознала его истинный смысл, я бы ее уберегла!
Листки письма с шелестом посыпались на пол.
Верити их собрала.
— «Напишу, когда мы устроимся в Америке, — прочитала она вполголоса. — Ваша бесконечно виноватая дочь, миссис Уильям Патрик Каллахан». Уильям Патрик Каллахан. — Она покачала головой. — Кто бы мог подумать. Это сделал дворецкий.