Не сердись, Иможен. Овернские влюбленные. Вы помните Пако?

— Тут либо ревность, либо корысть. Она хотела избавиться или от соперницы, или от сонаследницы.

— Но тогда Франсуа — или сообщник, или жертва.

— Вот именно.

Телефонный звонок прозвучал заключительным аккордом этой интересный беседы. Шаллан снял трубку.

— Комиссар Шаллан слушает… А? Что-нибудь новенькое, доктор? Что?! Мы немедленно выезжаем!

Повесив трубку, комиссар повернулся к Лакоссаду.

— Только этого не хватало! — воскликнул он. — Мэтр Парнак отравился у постели своей жены. Он мертв.

Убитый горем, доктор Периньяк принял полицейских у себя в кабинете и рассказал им, что совершил страшную ошибку. Произошло это только потому, что он никогда не умел отказать женщине. Соня умолила врача оставить ей пузырек с ядом, чтобы она могла показать орудие преступления мужу и убедить его в вероломстве клерка. И вот, когда Периньяк вместе со старшей медсестрой находился у одной из больных, они услышали душераздирающий вопль. Помчавшись в палату мадам Парнак, они обнаружили на полу тело нотариуса, а его жена билась в истерике.

Оставив снедаемого угрызениями совести врача размышлять о последствиях, которые сулила ему допущенная слабость, полицейские отправились в комнату мадам Парнак. Та встретила их жалкой улыбкой.

— Похоже, господин комиссар, мы с вами уже никогда не расстанемся.

— Зато мэтр Парнак, судя по всему, покинул нас навсегда, — сухо заметил Шаллан. — Так что же произошло, мадам?

— Это я во всем виновата, — задыхаясь от слез, простонала Соня. — Что за дурацкая мысль пришла мне в голову? Зачем я выпросила у Периньяка флакон с ядом? И какого черта этот идиот согласился?

— Для чего вам был нужен яд?

— Я хотела доказать мужу, что не лгу и что этот Франсуа, которому он так доверял, на самом деле мерзавец! А потом… я хотела разжалобить мужа… думала, этот флакон будет для него своего рода символом моих страданий и смертельной опасности… Знаете, комиссар, мы, женщины, иногда любим, чтобы с нами обращались как с детьми… Вот только…

И она снова разрыдалась, не в силах справиться с горем.

— Я понимаю вас, мадам… Все мы глубоко скорбим о потере, которую понесли в лице вашего почтенного супруга… Но, как бы это ни было мучительно, вам придется продолжить рассказ… Мужайтесь, мадам!

— Благодарю вас, комиссар. Вы очень добры… Так вот, вопреки моим надеждам, Альбер поддался дурным подозрениям… Он потребовал, чтобы я сказала, зачем пошла в гости к этому молодому человеку… Я немного запуталась в рассказе, и муж понял, что той ночью в саду, когда меня ударили, я тоже виделась с Лепито. Альбер ужасно рассердился. Таким я его никогда не видела. Он был так страшно разгневан, что говорил почти шепотом… Как он ругал меня, господин комиссар! Вы и представить себе не можете, какие оскорбления он бросал мне в лицо! Я тщетно пыталась объяснить, что этот Франсуа со своей детской любовью, скорее, умилял меня, чем будил ответные чувства, и что на ночное свидание я согласилась исключительно ради того, чтобы избежать какой-нибудь безумной выходки с его стороны. Альбер так и не захотел понять главного. Только потому, что я не сомневалась в виновности Лепито, я и пришла уговорить его перестать покушаться на жизнь моего мужа… Впрочем, именно из-за этого изверг и хотел убить меня! Он понял, что мне все известно…

— Лепито сам сказал вам об этом?

— Нет, но как иначе объяснить преступление? Ведь я никогда не причиняла ему ни малейшего зла…

— И что же ваш муж?

— Это было чудовищно, господин комиссар! Он сказал, что самоубийство брата уже и так запятнало его имя и что неверность жены, которую теперь не удастся скрыть, завершила бесчестье. И потому он решил умереть. Альбер схватил флакон, и прежде чем я успела хоть как-то помешать, поднес его к губам и рухнул мертвым.

Соня, рыдая, зарылась в подушки.

— Пойдемте, Лакоссад, дадим мадам Парнак возможность успокоиться.

И тут Ансельм задал совершенно неуместный вопрос?

— Вы уже пили кофе, мадам Парнак?

— Да, чашка еще стоит на тумбочке.

Шаллан подумал, что его подчиненный, кажется, тоже начинает потихоньку терять разум.

Вернувшись в кабинет Периньяка, комиссар пересказал все, что услышал от мадам Парнак.

— Я уже в курсе, — устало подтвердил врач, — она говорила мне то же самое.

— Я не понимаю лишь одного, доктор. Каким образом один и тот же яд убил мэтра Парнака на месте, в то время как его супруга почти час не испытывала ни малейших признаков отравления и в конце концов отделалась легким испугом?

— Я думаю, что в первую очередь это связано с количеством. Мадам Парнак, скорее всего, проглотила гораздо меньше яда, чем ей кажется. Вероятно, флакон был не полон. А кроме того, нельзя не учитывать состояние здоровья нотариуса… у него было очень слабое сердце… То, что у одного вызвало лишь сильный спазм, у другого, видно, привело к обширному инфаркту. Но только вскрытие даст истинную картину.

— На сей раз, доктор, я попрошу вас не выписывать свидетельство о смерти, не повидавшись со мной.

Шаллан и Лакоссад отпустили машину и медленно двинулись по авеню Аристид-Бриан — обоим хотелось пройтись пешком.