Избавившись от страшных подозрений, которые буквально разрывали ей душу, как только она увидела драгоценный пакет, мисс Мак-Картри весело расхохоталась. Озадаченный Эндрю смотрел на нее, ожидая объяснений. Однако начало не предвещало ему ничего хорошего и вызвало на его лице довольно кислую гримасу.
— Мой милый Эндрю! Это же мой пакет! Тот самый, который у меня украли…
— Но ведь вы, кажется, говорили о какой-то драгоценности?
— Не сердитесь, Эндрю, я не могла сказать правду. Но теперь знайте, что, сами того не подозревая, вы спасли мою честь!
— Ах, вот как… Но это же прекрасно! Я просто в восторге…
— Тип, который меня обокрал, должно быть, потерял его по дороге, вот почему негодяй до сих пор еще в Калландере!
— Да-да, должно быть, так оно и есть…
— А теперь извините меня, Эндрю, но, к сожалению, я должна вас покинуть. Мне нужно как можно скорее доставить пакет по назначению…
— Подождите минутку, я сейчас быстренько оденусь и провожу вас.
— Нет-нет! Я и так уже вас побеспокоила! До завтра, милый, до завтра, мой дорогой… И знайте, я так вам признательна, что вы вправе требовать от меня всего, чего захотите!
Линдсей учтиво поклонился, что избавило его от необходимости отвечать.
Темнота уже окутывала окрестности, когда мисс Мак-Картри, буквально ошалевшая от радости, добралась наконец до Калландера. Вокруг не было ни души, и она хохотала во весь голос, предвкушая, как отомстит гнусному валлийскому шпиону, который, должно быть, уже с ног сбился, разыскивая повсюду бесценные документы. На окраине Калландера она повернула налево, решив, не откладывая в долгий ящик, сразу же отнести пакет в «Вереск», где сэр Генри Уордлоу поздравит ее с успехом. Она подумала, что не стоит рассказывать ему обо всех обстоятельствах ее победы — пожалуй, лучше будет хранить скромное молчание. Пусть сэр Генри сам домыслит, каких героических усилий ей все это стоило, и сообщит сэру Дэвиду Вулишу. Как истинная шотландка, Имоджин никогда не упускала случая нажить себе капиталец, пусть и не в звонкой монете.
Мисс Мак-Картри уже миновала рощу, скрывавшую от нее виллу «Вереск», как вдруг ей показалось, что небесный свод начал стремительно падать на землю или, вернее, земля ни с того ни с сего взмыла к вечернему небу. Но она не успела как следует поразмыслить над причинами этого странного явления, ибо тут же потеряла сознание, так и не узнав, что кто-то попытался ее прикончить…
Глава пятая
Имоджин медленно открыла глаза. По мере того как к ней возвращалось сознание, она, выныривая из небытия, оглядывалась вокруг, не понимая, где находится. Все окончательно прояснилось, когда шотландка не обнаружила напротив кровати знакомого изображения Вальтера Скотта. Значит, она проснулась на какой-то чужой постели. Несмотря на довольно зрелый возраст, мисс Мак-Картри все еще трепетно блюла свою непорочность и хранила в памяти все рассказанные ей в детстве постыдные истории, где неизменно присутствовал некий распутник, посягнувший на девичью честь. Охвативший ее ужас мешал трезво поразмыслить и успокоить себя: все-таки не девочка, и уж если бы и случилась такая беда, то по крайней мере об этом должны были сохраниться хоть какие-то смутные воспоминания. Имоджин в панике попыталась вскочить с кровати, но не тут-то было: ноги ее кожаными ремнями были накрепко прикручены к остову пружинного матраца, а руки скованы обыкновенными наручниками. Хорошенько рассмотрев эти «браслеты», узница задумалась: уж не в тюрьме ли она? Правда, она еще никогда в жизни не слыхала, чтобы тюремные камеры оборудовали кухонными плитами. А здесь она явственно различила не только плиту в углу помещения, но и стол из светлого дерева и два стула, один против другого, стоявшие в центре.
За окном светило солнце, но кроме золотого диска пленнице разглядеть ничего не удалось. Тут наконец шотландка вспомнила все, что произошло с ней накануне, и с двенадцатичасовым опозданием поняла, что на нее совершили покушение, а потом, возможно, напичкали снотворным. Должно быть, этот омерзительный валлиец следовал за ней по пятам и, узнав, что пакет снова у нее в руках, решил напасть и стыть его силой. И вот теперь она, связанная по рукам и ногам, одна в каком-то явно заброшенном доме, приговорена к голодной смерти. Эта мрачная перспектива привела беднягу в такое отчаяние, что она невольно заскулила — точь-в-точь как собака в предчувствии неминуемой смерти.
На этот звук дверь широко распахнулась, и в комнате появился какой-то невообразимый ублюдок. Он подошел к Имоджин и на ужасающем наречии лондонских предместий, которое именуется «кокни», прошепелявил:
— И щасто это у вас? Вы это… лучше бы не надо, а то у меня от этого прямо подшилки трясутся! Еще раз жашкулите — жаткну вам глотку, понятно?
Мисс Мак-Картри одним махом приподнялась и уселась на своем ложе. Едва она почувствовала, что больше не одна, к ней тут же вернулась вся ее неистребимая живучесть. И тюремщик не замедлил в этом убедиться.
— Эй, подонок! Интересно, по какому праву вы меня здесь держите? Может, ты, мой мальчик, по виселице соскучился?!