Не щадя сердца

– Когда тебе исполнилось пятнадцать лет, ты сильно изменился. Ты стал… такой красивый. Я говорю так не потому, что я мать, но ты действительно был не таким, как другие подростки. Произошло это, когда мы вернулись из Куршавеля. Теперь-то я понимаю, что Карла сыграла тут свою роль.

Несмотря на серьезность задачи, которую он перед собой ставил, Пол все же не мог помешать себе отдаться общим воспоминаниям, понимая, как сильно они любили и любят друг друга.

– Может быть… конечно, так и было, – прошептал он.

– Я почти забыла, что ты болен. По крайней мере, тебе стало лучше, мне и отцу тоже.

– А у папы что было? – спросил Пол.

– Его мучили заботы. О тебе, конечно, и обо мне тоже. Я все больше впадала в депрессию. Иногда я спала двое суток подряд, когда ты был в клинике на анализах… А потом твоя болезнь внезапно обострилась, тогда отец просто места себе не находил. А я ничего не могла предпринять, я была раздавлена горем… у меня даже случился однажды, при Пэре, приступ безумия, я повторяла, что не хочу жить. Это был ужасный период. Мы ждали, что тебя внесут в приоритетный список на пересадку. Я постоянно думала, что ты можешь умереть в любую минуту.

Мариза вытерла глаза. Воспоминания о пережитых тревогах были настолько страшными, что на ее лице, на лбу и в уголках глаз выступили глубокие морщины. Пол сжал ее руку. Мариза продолжала:

– Потом эта операция по пересадке, она тоже могла стать неудачной. Ты мог умереть на любом этапе, но сам ты даже не подозревал ни о чем, у тебя был такой счастливый вид, и все это могло оборваться в любой момент.

Пол снова погрузился в воспоминания о нескольких месяцах, которые предшествовали операции.

– Да, все так и было, я совсем забыл, что могу умереть. Я чувствовал себя непобедимым, – согласился он.

В течение нескольких месяцев твой отец не прекращал хлопотать. Он повсюду писал о тебе, думаю, он задействовал все свои связи, но, как обычно, мне он ничего не рассказывал. Кроме того, он боялся огорчить меня, видя, в каком я состоянии. Затем однажды он объявил, что нам надо срочно отправляться в Швейцарию. Мы должны были там ждать, чтобы операция стала для тебя возможна…

Пол прервал ее, эта часть истории его особенно интересовала.

– Что это значит «возможна»? – уточнил он.

– Ну это… чтобы нашлось совместимое сердце, – ответила Мариза, нисколько не смутившись. – Больной должен быть готовым, находиться там, где проведут трансплантацию. Значит, надо, чтобы мы были на месте и ждали, ведь точно неизвестно, когда все произойдет. Мы ждали всего неделю. Доктор Кумар был так заботлив с нами. Будто он знал обо всех наших метаниях, тревогах, об утраченных надеждах. Он занимался не только тобой, он сумел и мне внушить надежду. Он знал, что для успешного проведения операции нужно, чтобы вся семья была в должной форме. Думаю, что я смогла преодолеть свою депрессию только благодаря ему и твоему отцу.

Мариза продолжала горячо и с любовью говорить о роли мужа, который неустанно хлопотал о том, чтобы Пол был прооперирован в приоритетном порядке. Рассказ Маризы казался искренним и невинным. Никакого замешательства, никакого волнения не сопровождало ее историю, только восхищение и благодарность Пэру за все, что он сумел сделать.

Мать Пола в молодости была женщиной слабой и хрупкой, она полностью опиралась на поддержку своего супруга и полагалась только на него. Судя по всему, отец один, единолично принял решение обратиться к доктору Кумару и его сомнительной сети. Это значило, что только от него одного Пол мог получить подтверждение своим подозрениям. Следовало нарушить стену молчания, за которой долгие годы скрывался Пэр. Пол с особой нежностью прижал к себе мать и покинул ее, сказав, что не хочет отрывать ее от столь важного дела, как написание ее бесчисленных писем и призывов.

В самой глубине парка Пэр, соорудив стенки из больших камней, сделал небольшую терраску, на которой развел экспериментальный сад. Тут он высадил старинные сорта персиковых, сливовых, абрикосовых деревьев и бережно ухаживал за ними. В этот день он прогуливался между саженцами, собирал с веток вредных насекомых и помещал их в банку, как это делал в детстве Пол с цикадами. Приближаясь к нему, Пол заметил, что все действия свои отец вел размеренно, с умом и здравым смыслом. Ничто в его жестах и способе, с которым он выполнял свою задачу, не позволяло подозревать, что он поражен неким душевным недугом. Впрочем, и все его поведение было, с точки зрения общества, нормальным, не считая упорного пристрастия к постоянному молчанию. Так что только наскок, застающий врасплох, мог сломить его сопротивление и обрушить стену. Пол ускорил шаг и возник перед ним так неожиданно, что отец почти подпрыгнул, увидев его.

– Я знаю, как ты получил мое сердце, – без вступления начал Пол.

Инстинктивно Пэр откинул голову назад, как от удара, но ничего не ответил.

– А теперь, папа, перестань притворяться, что ничего не слышишь. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.