Не шутите с боссом!

Я слушала ее молча, яростно натирая бокалы. Странно, что ни один не треснул в моих руках. Но ей будто и не нужен был мой ответ. Помнила ли она вообще, что здесь кроме нее кто-то есть?

— …И вот теперь поняла, что совершила большую ошибку. Но, может быть, можно что-то исправить. Всегда ведь можно исправить?..

53

Я отставила в сторону бокал, пока с ним ничего не случилось, и твердо сказала:

— Нет.

— Что? — она, словно очнувшись, посмотрела на меня растерянным взглядом. — Что вы сказали?

— Я сказала «нет»! Не всегда можно что-то исправить. И никакой ошибки вы не совершили! Наоборот, все сделали правильно. Если бы вы не ушли от него тогда, может, мы бы сейчас не были вместе. А мы вместе, и у нас все хорошо!

Последние слова я почти выкрикнула.

Она разом смутилась и торопливо отставила чашку в сторону.

— Так вы и Слава… Извините, я не подумала, что вы…

Это ее смущение было еще более обидным. Нет, конечно, в домашнем халате, с тряпкой и в пене я вряд ли выгляжу как подруга медиа-магната, но все-таки!

— Знаете, мне пора… — ровно выговорила она.

— Да, да, вам же скоро улетать, — согласилась я.

Гостья поднялась и, выпрямив и без того ровную спину, направилась в прихожую, и буквально через несколько секунд я с облегчением закрыла за ней дверь. На негнущихся ногах вернулась на кухню и опустилась на стул туда, где только что сидела она. Взгляд упал на чашку.

Я тут же подорвалась с места, сунула чашку под воду и стала мыть ее так отчаянно, будто она была заразной. Чашка, не выдержав, треснула. И вместе с этим что-то такое надломилось внутри. Я опустилась на пол и разревелась горько и жалобно, как в детстве.

Слава задерживался, поэтому я успела успокоиться, закончить с кухней и даже привести себя в порядок. Он появился на пороге, такой большой, такой сильный, такой уверенный. И все глупые мысли сразу отошли куда-то на задний план. А может, и вовсе исчезли, как будто их и не было…

— Ты быстро, — улыбнулась я, но по позвоночнику скользнул холодок страха.

Явись Слава чуть раньше, столкнулся бы в дверях с бывшей. И кто знает, что бы было… Нет, все очень удачно сложилось. Очень-очень удачно, и не надо тут думать всякое!

— А ты меня не ждала, хотела, чтобы я пришел попозже? — он очень сурово сдвинул брови, в синих глазах предательски искрился смех. — Хорошо, давай я уйду и вернусь через полчасика, как раз успеешь выпустить любовника из шкафа.

Я нервно хихикнула. Знал бы он, какого «любовника» я от него скрываю.

А я скрываю? Я точно решила? Или собираюсь все ему рассказать? Я сама не знала…

Наверное, все-таки скрываю. Да, так определенно лучше.

— Никаких любовников, — с притворным сожалением вздохнула я, — просто не успела ничего приготовить.

— Я уже пообедал, но, если ты голодна, можем спуститься в кафе.

— Я — ни капельки! — честно ответила я.

Есть не хотелось совсем.

— Значит, никуда не пойдем. Пока… — объявил Славик, наклонился и вкрадчиво прошептал прямо в ухо: — Я знаю отличный способ заставить тебя проголодаться!

От многообещающих хриплых ноток в его голосе и теплого дыхания над ухом по коже пробежали мурашки. Горячие губы прижались к шее, колючим жаром обдало всю, с головы до ног, до самых кончиков подогнувшихся от удовольствия пальцев. Я ойкнула и покачнулась, вцепляясь в его рубашку, чтоб не упасть. Голова кружилась, словно на карусели, перед глазами пьяно плясали радужные круги.

Интересно, я когда-нибудь к этому привыкну? Или сердце всегда будет так обрываться от восторга, стоит ему ко мне прикоснуться. Да какое там прикоснуться, даже просто взглянуть…

Я запрокинула голову и жадно лизнула маячившую так близко беззащитную шею, вдыхая запах его кожи. Вкусный, какой же он вкусный… Мой! Глухо охнув, он сгреб меня в охапку, да так, что оторвал от пола, я ногами уцепилась за его ноги и повисла на нем, прижимаясь всем телом, как-то особенно остро ощущая, что между нами всего лишь тонкая ткань. И за этой тканью был он, мой мужчина: тяжело колотилось сердце, двигалась грудь, он шумно и хрипло дышал. Горячий рот накрыл мои губы, и мир пропал, осталось только умопомрачительное жаркое удовольствие с легким привкусом горечи. Откуда взялась горечь, думать не хотелось, хотелось чтобы этот яростный поцелуй никогда не заканчивался. Но он закончился, затопив ощущением потери, потом меня рвануло вверх, и через долю секунды я почувствовала, что болтаюсь в воздухе, в живот вдавилось сильное плечо, и меня несут куда-то вглубь квартиры. Быстро, словно боясь не успеть. Пусть, сама бы я все равно не дошла. Я протянула руки и, вытащив его рубашку из-под ремня, задрала ее вверх, с наслаждением гладя горячую влажную кожу его спины.

Привкус горечи становился сильнее, бился в мозг какой-то неправильной мыслью, ядом проникал в кровь. И когда меня опустили на кровать, я уже понимала, в чем дело. Горечь, яд… Как ни назови, но оно не даст мне жить, отравит все и испортит. Не может быть счастье полным, если оно ворованное. В ушах словно звенел мамин голос: «Славик хороший парень, но однолюб, до сих пор сохнет по своей жене, а она вертихвостка».