Не сказка о птице в неволе (СИ)

Китнисс всхлипывает и кидается ко мне, стараясь обнять. Ее теплые ладони накрывают мои плечи, и она притягивает мою голову к себе, так что та оказывается лежащей у нее на коленях.

– А куколка-то переживает за Мелларка, – говорит Антониус.

Он поворачивается к своим парням, они что-то обсуждают, посмеиваясь, и я знаю, что ничего хорошего их совещание не принесет.

Придя к какому-то решению, охранники снова обращают свое внимание на нас с Китнисс.

– Мелларк, подъем, хватит валяться.

Китнисс неуверенно разжимает руки, давая возможность мне выполнить приказ. Я встаю на ноги, и она пытается подняться следом, но у Люцифера другие планы.

– Тебя, куколка, я попрошу остаться как есть.

Мы с Китнисс обмениваемся удивленными взглядами, не понимая к чему все идет.

– Раз уж мы выяснили, что ты потеряла невинность по нашей вине, – произносит Сэм, – то с нас обучение тебя премудростям любви.

«Неужели снова?» – думаю я.

Хотя на что я надеялся? Что они просто уйдут?

Китнисс смотрит на них затравленными глазами, оставаясь сидеть на коленках.

– Приласкай его, – командует Сэм.

Китнисс бросает на меня непонимающий взгляд.

– Сними с него штаны и поработай ротиком, милая.

Глаза Китнисс расширяются от ужаса, а щеки покрываются бардовым заревом.

Она не сделает этого, мы оба это знаем.

Охрана, видимо, тоже знает, потому что Сэм решает дать Китнисс дополнительную мотивацию: посмеиваясь, он приближается к ней, сверкая электрическими вспышками на конце своей палки. Я не успеваю предупредить ее, когда оружие касается тонкой оголенной шеи. Китнисс вскрикивает, отшатываясь в сторону, и выходит, что она подается на меня, рефлекторно хватаясь за ткань моих штанов.

– Куколка, не зли дядю Сэма, – предупреждает Антониус, – он ведь может эту палку тебе и между ног засунуть. Не хочется поджарить тебя «там», – посмеивается он, – если только ты будешь настаивать на этом.

Лицо Китнисс находится ровно напротив моего паха, она не поднимает головы, но я буквально чувствую обреченность и отчаянье, волнами исходящее от нее. Сэм, похоже, раздражается ее упорством и награждает новым ударом тока. Китнисс всхлипывает, я вижу сверху, что она закусила губы, стараясь не сорваться на плачь, но остается недвижимой.

– Соси, сука.

Она стискивает ткань моих штанов в кулаки, но не пробует раздеть меня, а наоборот, собрав волю в кулак, говорит упрямое:

– Нет.

Я стою как истукан, опасаясь испортить все еще больше.

Обвожу взглядом камеру. Я знаю каждый ее закуток, но снова всматриваюсь: а вдруг где-то появилась дверь, которую я не замечал ранее? Надежда, глупая надежда, которая… Неожиданно в районе сердце вспыхивает огонь. Я охаю, опуская взгляд, и запоздало соображаю, что Люцифер пустил в ход шнур. Короткие, но болезненные укусы сыпятся один за другим, и небольшие фрагменты кожи срезает с плеч и около ключицы, оставляя покрытые сукровицей ранки. Я остаюсь на месте, пытаясь не отступить перед лицом опасности, но мир вокруг заполняет громкая мольба Китнисс:

– Не бейте его… Пожалуйста…

Охранники довольно переглядываются, понимая, что брешь в обороне Китнисс пробита. Ее внутренняя стена дрогнула.

Удары прекращаются, и я чувствую, как Китнисс упирается лбом мне в бедро, пряча залитое слезами лицо. Непроизвольно глажу ее по волосам в тщетной попытке успокоить, но делаю только хуже – она дергается, скидывая мою ладонь, и, сверкнув глазами, яростно пытается стянуть с меня штаны. Ее ногти царапают мою кожу на талии, но это ничто по сравнению с тем, какие рваные раны остаются на моем сердце с каждым открывающимся сантиметром кожи.

Едва Китнисс достигает цели, я остаюсь перед ней со спущенными до колен штанами и бельем. Она в упор смотрит на мой член, и я вижу на ее лице нечто напоминающее отвращение.

– А теперь губками, куколка, возьми его в рот.

Вся смелость Китнисс будто испаряется, она медлит, уставившись прямо перед собой. Антониус настроен решительно: он хлещет меня шнуром, оставляя новую рану на животе, но я не вскрикиваю, только морщусь, превозмогая боль. К сожалению, Китнисс видит струйку крови побежавшую из нового «укуса». Она так резко втягивает воздух, словно готовится нырнуть на глубину, и внезапно касается меня губами. Возле самого кончика, но я все равно вздрагиваю.

– Умница, детка, давай поглубже.

Китнисс давится слезами, но под шуточки охранников открывает рот, пропуская меня внутрь. Там тепло и запретно приятно.

Я прикрываю глаза, борясь со своими ощущениями. Китнисс плотно сжимает губы, упираясь в меня языком, наверное, она инстинктивно пытается вытолкнуть мой член, но от ее движений тело покрывается мурашками. И я урчу. Нагло, не имея на это не малейшего права, но урчу, наслаждаясь. Даже гогот охраны как будто перестает меня беспокоить – я бессовестно погружаюсь в секунды, когда мое тело не бьют и не истязают. А любят. Пусть и по приказанию.

Китнисс плачет. Это разъедает меня изнутри. Ее насилуют, даже больше – ее насилую я. Пытаюсь отстраниться, как-то помочь, но охранники расценивают это по-другому.

– Не халтурь, куколка, соси, чтобы нам стало завидно.