(Не)согласная невеста

Жених как-то неуверенно повел плечами, голос прозвучал еще более неубедительно:

– Понимаешь, Лалиана, надо ведь еще уладить кое-что. Магия извлечена, ты теперь пуста. Мне её еще оценить надо, занести в реестр… В общем дел полно. А с остальным мы позже разберемся.

Я слушала и понимала – он врет. Нагло врет. И по Лицу Лалианы видела – она тоже это понимает. Нареченный тем временем, завершил оправлять свои одежды и, чмокнул ее в лоб.

– Приводи себя в порядок и возвращайся к остальным. Если тебя хватятся, будут проблемы.

Сказал он это сухо и бесстрастно. Затем развернулся и пошел к тропинке. Я едва успела присесть за куст, чтобы не попасться ему на глаза.

Лалиана сидела с круглыми глазами и, не моргая, таращилась перед собой, продолжая сжимать живот. Больше я терпеть не могла.

Убедившись, что жених достаточно удалился по тропе, вышла из зарослей. При моем появлении Лалиана вздрогнула, а я судорожно соображала, говорить ей, что все видела или нет. Но она разрешила мой вопрос.

– Валенсия… – всхлипнула Лалиана и разрыдалась, уронив лицо в ладони.

В такой ситуации мне только осталось сесть рядом и утешающе обнять.

Лалиана прорыдала у меня на груди минут пятнадцать, лишь потом смогла связно говорить.

– Я же самая первая приехала, – всхлипывала она. – Мы с ним сразу нашлись. Он сказал это любовь у-у-у…

Ее опять разбили рыдания, через минуту Лалиана продолжила сквозь слезы:

– Поверила, я поверила ему. Он пообещал все показать, рассказать, клялся, что любит…

– Лалиана…

– Сказал, что мы тайно поженимся, чтобы не ждать так долго. А потом уеде-е-ем, – прорыдала последнее слово она.

Я достала из кармана платок и протянула ей. Лалиана обтерла лицо, от чего и без того распухшие от слез глаза стали еще краснее. На контрасте с их голубым цветом это выглядело пугающе.

Потом она вцепилась мне в локоть, взгляд засветился надеждой, она проговорила горячо:

– Валенсия, что мне делать? Он же ушел. Ты понимаешь? Он только что переспал со мной, лишил невинности и… магии. И ушел! Ушел! Как я теперь? Кто я теперь? А если он откажется?

В том, что именно это он и собирается сделать, я уверена. Но как сказать об этом рыдающей девушке, которую всего несколько минут назад обесчестили во всех смыслах, не представляла. Однако чувствовала, что должна что-то сделать, я ведь так ничего не предприняла, пока он творил свое черное дело.

Развернув Лалиану за плечи к себе, я проговорила решительно, хотя решительности этой совсем не испытывала:

– Послушай. Мы что-нибудь придумаем. А сейчас тебе надо отдохнуть и смыть с себя это все. Нам напридумали какие-то занятия на сегодня. Если тебя увидят такой, сама понимаешь, что будет ты. Ты понимаешь, что я говорю?

Лалиана шмыгнула носом и закивала.

– Прекрасно, – сказала я. – Тогда поправь платье и пойдем. Надо пробраться в корпус первыми, чтобы никто не заметил, твоих распухших губ и разорванного на боку платья.

Глава 11

Обратно добирались окольными путями, старясь не попадаться на глаза стражам и девушкам, которые, как на зло бродят по двору. По моим расчетам они должны были давно сидеть в комнатах и пудрить носы к уроку. Но нет. Видимо, хорошая погода их соблазнила.

Лалиана молчала лишь изредка шмыгая носом. Я тоже не пыталась ее разговорить, пусть лучше приходит в себя. Еще бы, после того любая будет в шоке.

Лишь, когда добрались до ее комнаты, я спросила:

– Ты одна живешь или с кем-то?

– С кем-то, – ответила она, – еще с двумя девушками. Фелиной и Теодорой.

Я нахмурилась.

– Это те, что ржут, как кони и сплетничают обо всем?

Она кивнула, в глазах снова заблестела влага. От жалости я сама едва не разревелась, но вовремя взяла себя в руки и цапнула ее за локоть.

– Иди в душ. Надо смыть с себя все это…

Взгляд Лалианы вдруг стал просящим, глаза расширились, как у олененка, она проговорила, сжав мои пальцы на лотке, так сильно, что я охнула:

– Ты же никому не скажешь? Пожалуйста, никому не говори. Если кто-то узнает, меня исключат, отправят домой. Это же позор… Валенсия, я прошу тебя…

Кое-как отцепив от себя ее клешню, я заверила:

– Успокойся, я никому не назову твоего имени. Как ты вообще подумать могла? Но делать что-то надо.

Лалиана шмыгнула носом.

– Но что? – спросила она, вздохнув так тяжело, что мне самой стало тяжко.

– Не знаю, может к Шаторье обратиться. Он же здесь вроде лавного. Должен защищать девушек. В его обязанности входит следить за порядком и всяким таким.

Во взгляде Лалианы мелькнул ужас, она отшатнулась и выдохнула:

– Хочешь рассказать Шаторье, что я больше не имею ценности?

Я спешно покачала головой.

– Не ты. Но надо как-то донести, сообщить, что в пансионе живет мерзавец. Нельзя этого так оставлять. Мало ли, кого он еще захочет обесчестить.

Плечи Лалианы поникли, взгляд потух, она покосилась на двери ванной и проговорила:

– Он был моим нареченным. Значит, только меня…

– Наверняка нам это не известно, – отозвалась я. – Давай так, ты идешь в душ, а я – к Шаторье с доносом и требованием как-то разобраться. Обещаю, твоего имени я не выдам. Но мы все в опасности, если тут такое происходит. Нельзя молчать. Ты понимаешь?