Что, если это послужит примером для наших мальчиков, и они смогут научиться любить в нетрадиционных или трудных ситуациях?
Поэтому мы окунулись в работу. Мы взяли этих драгоценных девочек вместе с их травмами, улыбками, взглядами, которые они дарили друг другу. Мы устроили вечеринку по случаю дня рождения годовалого ребёнка и двухлетнего ребёнка. Наши друзья и семья организовали большой праздник для детей, которых они толком не знали и которых
Во всяком случае, мы на это надеялись.
Был бы здорово.
Спустя два месяца после того, как наши два первенца покинули дом, в 15:00 зазвонил телефон. На дворе стоял июль. Это был рабочий день четверга. Я занимался тем, чем и обычно: проводил совещание… о предстоящем совещании. В кабинет вошла моя помощница и сказала мне, что на проводе Рейчел. При этом она подчеркнула, что звонок срочный. Тогда я незамедлительно поспешил к своему столу.
«У нас всё в порядке. Мне позвонили из администрации. У них есть дети, которых мы можем усыновить… прямо сейчас».
Мы тут же связались по телефону с работником службы и узнали подробности: «Это четырёхдневные близнецы. Их мать посреди ночи ушла из больницы. Это ваша возможность. Если вы сможете сделать всё быстро, дети останутся вместе. В противном случае они завтра отправятся в разные семьи. Но вы должны знать, что в данный момент их очищают от кокаина в организме, так что вначале придётся поработать. О, и ответ нужно дать через двадцать минут».
Принятие этого решения в те двадцать минут — это то, на что мы будем указывать через двадцать пять лет, как на важнейшее домино во многих последующих событиях.
Близнецы — это тяжело. А отучать близнецов от наркотиков — ещё труднее. Мы и представить себе не могли, на что мы подписывались: трое своих детей, две постоянные работы, бесконечные поездки в администрацию Лос-Анджелеса и нескончаемые попытки узнать всё, что только возможно, о культуре детей и особенностях ухода. Дети были афроамериканцами, и нам нужно было правильно заботиться об их коже и волосах.
Мы поговорили по телефону с социальным работником и произнесли длинную молитву в попытках понять, что нам делать. Наш дом был рассчитан на двоих малышей ещё с первого опыта опекунства. Всё, что с нами происходило, казалось, было предначертано судьбой. У нас была община, готовая помочь, друзья, уже усыновившие нескольких детей, и многокультурная церковь. Нас как будто заранее подготовили к утвердительному решению, предоставив всего двадцать минут на его принятие.
Поэтому мы согласились.
Первый месяц прошёл как в тумане. Сон в нашем мире перестал существовать, а если и существовал, то происходил в странные часы в нетрадиционных местах и никогда не совпадал с другими людьми. Это было утомительно, даже очень, но я ещё никогда не видел, чтобы моя жена была настолько счастлива. Наша семья стала полной. Путь усыновления завершился, а дети, которых мы забрали из роддома и целый месяц без сна лечили, которым дали имена, шли на поправку и начинали входить в ритм. Наш хаос медленно превращался в норму. Они были нашими, а мы были собой. Всё встало на свои места.
Так нам казалось.
Примерно через пять недель нам позвонили и сообщили, что разъяснительная работа, проведённая с нами в тот роковой четверг, когда нам сообщили о возможности усыновления детей и дали двадцать минут на принятие решения, оказалась ложной. Это был вымысел отчаявшегося социального работника, который представил вероятный сценарий, не зная, что на заднем плане есть биологический член семьи, подающий петицию в суд. Этот член семьи начал борьбу за опеку над нашими дочерями. Что ж,
Я думал, что июльский звонок изменит нашу жизнь. На самом деле, это потрясение мы выбрали сами. А вот августовское потрясение уже выбрало нас.