Не стреляйте в рекламиста

Петруччо, прошедший восьмилетний котел «зоны», откровенно боялся маленького и сопливого Митрошкина. Он так и не понял, как все произошло. Одно мгновение — и прощай, свобода! В самом худшем варианте: с фотографиями предполагаемых жертв в кармане и «дурой» в кобуре.

— О, господи, — чуть не вслух застонал Петруччо. Пистолет ему продал «чурка» на рынке. Уверял, что чистый. Но кто знает, в кого из него шмаляли? Еще два часа назад это никак не беспокоило бандита. Но теперь весь мир был против него.

— Ну, что, дозрел? — поинтересовался Митрошкин и шмыгнул носом. Ринит к осени всегда усиливался.

— Ничего не знаю, — безнадежно прошептал Петруччо. И получил почти незаметный, но ужасно болезненный удар в живот.

Избиения были привычны Петруччо. Уж сколько и как его били! Но здесь пугала даже эта обычная при задержании процедура. Откуда в недомерке столько силы? Почему он бьет туда, куда меньше всего ожидаешь? Может, мысли читает? И тут же получил еще один мгновенный, но сильный удар.

Дверь в кабинет со скрипом открылась. Вошел старший лейтенант в форме.

— Проводится воспитательная работа? — весело спросил он. — Могу помочь.

— Сами справимся, — улыбнулся Сеня. — Правда, чучело? — обратился он к поверженному злодею. Сеня ни с кем не хотел делиться полупобедой. Чем меньше рост, тем больше самолюбие. А Сеня хотел славы. Сегодня он ее честно заслужил.

— Покажи свои успехи, Митрошкин! — Это в кабинет вошел полковник Кунгуренко, начальник ОВД. — Вот, значит, какие они, наемные убийцы!

Кунгуренко был плотен и высок. Несмотря на свои пятьдесят, бегал кросс не хуже многих. А уж стрелял точно лучше большинства. Народ его уважал. Но сейчас Сеня не хотел делиться даже с ним.

— Идет работа, товарищ полковник. Думаю, к вечеру многое узнаем.

— Давай, орел. Я улетаю на совещание, часа через два буду.

Вот и временные рамки определились. Петруччо должен «сдуться» быстрее. Полковник получит готовый результат. А Митрошкин — явно задерживающиеся капитанские погоны.

Они опять остались одни.

— У меня на тебя полчаса есть, — со скукой в голосе предупредил сыщик. — Либо ты рассказываешь, либо…

— Что? — не притворяясь, испуганно спросил Петруччо.

— Придумай сам, — вежливо разрешил Сеня. — Все равно в натуре будет хуже.

Он снял часы и положил на стол. И вышел из кабинета.

Петруччо сидел на корточках (стула не дали) и потел от страха. «Что задумал этот ублюдок?» Никогда еще он не был так беспомощен.

Дверь открылась. Петруччо вздрогнул всем телом. Вошел маленький мучитель.

— Рассказываю программу, — спокойно сообщил он. — Ты сел навсегда. Самого в камеру, а ключи в озеро.

— Какое озеро? — чуть не закричал затравленный Петруччо. Про остров Огненный он не мог забыть. — Я же ничего не сделал!

— А вот это ты зря, дурачок, — даже пожалел парня сыщик. — Твой пистолетик столько рассказал…

— Ох, б..ь, — застонал Петруччо.

— Это ты мне? — расстроился Сеня. — А я-то к тебе всей душой…

— Нет, что вы! — «Сломался, сучонок, — радостно подумал Митрошкин. Еще немного…» — Это не моя пушка!

— Конечно, — успокоил его Сеня. — Мы знаем. Тебе менты подложили.

— Нет! Я купил его!

— Орехи колоть? Да не переживай ты так. Сейчас даже за три трупа, — один из них, кстати, мент, — не расстреливают. Не переживай.

Сеня импровизировал. Никакую экспертизу еще не проводили. Просто он видел, что клиент «поплыл», и ковал железо, не отходя от кассы.

Петруччо верил всему, что вещал Митрошкин. А как не поверить? Разве поверил бы он, что эта блоха подкует такого Мамая? А в тридцати метрах от них сидели кенты. С пушками. И ведь не шевельнулись! Суки, все суки. Каждый спасается в одиночку. (Если бы Петруччо поразмышлял, он бы сообразил, что кенты задержания не видели. И «подорвали когти», лишь завидев милицейскую машину. Однако Петруччо размышлять не хотелось. Он неосознанно, но верно шел к капитуляции, раздавленный происшедшим.)

— Но и это не самое неприятное, юноша. — Митрошкин присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с задержанным.

— Что еще? — откровенно испугался парень.

«Вот», — удовлетворенно подумал Сеня. Краткая такая мысль. Но приятная.

— Тебя подсадят в камеру к их папаше. Въехал?

— К кому? — не понял Петруччо.

— К папе детей, которых ты хотел убить. Тебе сказали, кто он такой?

— Не-ет…

— Он сейчас в СИЗО. Порешил пятерых. За то же самое.

— Какое «то же самое»? — Петруччо, когда дежурил у дома, слышал некоторые насторожившие его разговоры жильцов, но не придал им значения.

— Ну, те тоже пришли убивать его детей.

— Я не хотел их убивать!

— Ему и расскажешь. Он доверчивый, — улыбнулся Сеня. — Правда, спать тебе в его камере будет трудно. Мало кто любит убийц детей. Да еще тех, чей папа сидит рядом. Не повезло тебе…

Петруччо заплакал. Уж он-то представлял себе свою будущую жизнь.

Сеня оглядел диспозицию, как полководец — поле выигранной битвы. Или как художник, нанесший на гениальный холст последний мазок. Осталось только подпись поставить.