— Ты поскорей приходи, — отвечал я. Она улыбалась, прижималась ко мне и целовала в щеку, все еще не решаясь касаться губами губ. Хотя да, то, что я оказался неподвержен вирусу, так некстати свалившему ее и столь сильно затронувшему, что умудрился, не подцепить нигде заразу, это видимо, везение и отчасти, самоконтроль. Просто некогда еще и мне болеть, когда солнышко не в порядке, да еще и настолько.
Шутка сказать, из больницы ее выписали только первого числа и велели еще до конца недели вылеживаться дома без дураков. А за это время кто только в ее палате ни побывал — заходил и начальник отдела и еще кто-то с новой или старой работы — словом, те, кто со мной здоровался, видимо, зная по свадьбе. Я же их лиц не припоминал, но охотно поддерживал короткую беседу. Даже Михалыч и тот не раз заскакивал, впрочем, почему даже. Приносил гостинцев, налегал на хурму, хотя Оля ее не особо и любила, часто раздавала тем, кому приятно ощущать завязанный едким фруктом рот.
А уж дома вылеживаться Оля не стала. Пока я заканчивал заказ, пристрачивал подстежку и убирал закраины, перед окончательной сборкой рубашки, она хлопотала по кухне, сообщив, что уж давно так не отдыхала ото всего. И вообще даже себе представить не могла, какой я у нее. И ластилась, даже слишком часто, или перед или сразу после готовки.
Конечно, родители прибыли в больницу сразу же, несмотря на то, что поначалу Оля не хотела их тревожить и позвонила сама, когда уже критическая ситуация сошла. Они куда чаще, чем я, находились возле ее постели, оставляя, разве на время нас наедине, но для нее важнее виделось то, как я бегал, беспокоился и переживал — как испытание для нас обоих, после бракосочетания приобретшим особую значимость. Папе и маме тоже приятно оказалось смотреть на мои заботы, видимо, подсознательно они сравнивали меня с предыдущим супругом. Да, от этого уж никуда не денешься. В первом браке сопоставления идут с тем, что происходило у самих родителей меж собой, во втором и последующим, с предыдущими. Как же иначе?
В субботу, третьего, когда Оля хлопотала на кухне, раздался звонок в дверь. Она подошла, опередив меня, я отдыхал после порции новых ласк, да вообще после всего сумасшествия последних недель. Письмоносица тетя Даша принесла «молнию», солнышко расписалась за меня и уже без всякой радости пришла в спальню.
— О тебе Вика беспокоится. Хочет что-то сказать. Велела звонить.
Глава 30
С собственными коловращениями я начисто забыл о Фиме, а ведь его с самого начала января отправили в СИЗО, где он дожидался суда, теперь уж скорого. Тот начался с февраля, с первого числа, и, надо думать, распалил затихшие было страсти. Шутка сказать, московские дознаватели так ничего путного против «подельников Артура» не найдя, решили спустить все вниз, генеральная прокуратура отдала собранные материалы на попечение областной — а она, развалив дело на три составляющие, отправила уже городской, которая теперь и занималась обвинением. Откровенно спустя рукава, поскольку в деле фигурировали сами обвиняемые, которые оказывались свидетелями прокурора. И как будто никто не замечал этого вопиющего несоответствия, за которую любой адвокат, хоть частный, хоть приданный государством, ухватился бы с ходу. Собственно, что Фимин защитник и сделал, немедля отведя часть свидетелей, как лиц заинтересованных. А на суде, громил прочих свидетелей, обращался к судье с воззваниями и напирал на то, что происходило на улице, как на глас божий.
Под окнами райсуда действительно собирались толпы. Интересно, что обычно их оказывалось две — первая, преимущественно из пенсионеров и партработников мелкого звена, митинговала с утра — человек полсотни, вторая же, куда более многочисленная, включавшая в себя самые разные слои населения, начиная с кооператоров и кончая почему-то священниками, охотно скандировала разные лозунги, ровно пришедшие с времен самодержавия и престолонаследия — которых, кстати, предлагалось сбросить в помойное ведро истории вместе с тем фарсом, что устраивает прокуратура. В толпе проскакивали матерые диссиденты, либералы со стажем, антисоветчики и даже монархисты — их черно-желто-белые штандарты запестрели в новостных сводках нашего телевидения.
С самим Фимой мне поговорить, конечно, не дали, но держался он достойно. Адвокат уверил меня, что его-то подопечный получит самый минимум. Скорее всего, все трое: главбух, замдиректора и глава ателье, — получат год и выйдут по причине истечения срока сразу после оглашения приговора. Возможно, будут еще какие-то штрафы, но сейчас это неважно, прокуратура сама не хочет доводить дело до полного идиотизма, боясь вкатить максимальное наказание. Тем более, по другому делу, касательно убийства Артура, вдруг наметились значительные подвижки.