40
«Твинго» мчалась на всей скорости. Последние новости, услышанные по радио, вряд ли могли утешить Алекса. Он стремился оторваться на максимальное расстояние от заправки. Ему казалось, что чем дальше он едет, тем дальше отодвигаются проблемы. Он опустил стекло, ветер хлестал его по лицу. Свежий воздух позволял сохранять ясное сознание.
Он пытался подвести итог тому, что произошло за последние несколько часов. И не мог решить, каким он ему кажется – положительным или отрицательным. Он был в бегах вместе с больной старой дамой, в похищении которой его обвиняли. Все, включая родителей, считали его виновным, тогда как он чуть не погиб во время вооруженного ограбления. С другой стороны, он так прекрасно развлекся за эти часы, как еще не развлекался никогда в жизни. Он ни за что бы не признался в этом Максин, но он все реже и реже вспоминал о своей депрессии, а мышцы его лица, не привыкшего улыбаться, болели от множества сегодняшних улыбок.
У него было такое чувство, как будто он пробудился от долгого сна. И, как всегда при пробуждении, поначалу глаза щипало. Время от времени у него получалось на несколько минут поймать настоящий момент, жить здесь и сейчас. Потом, разумеется, вопросы, тревоги и прочие волнения опять всплывали. А что, если Максин откажется лечиться? Что, если по-прежнему захочет отправиться на эвтаназию в Брюссель? Сможет ли он ей действительно помешать? И кто он такой, чтобы лишать ее права на это? Ей потребовалось огромное мужество и невероятная решимость, чтобы уйти из дома престарелых и найти машину, которая отвезет ее на этот зловещий прием в брюссельскую клинику. Что произойдет потом? И захочет ли он после этого жить? Он чувствовал себя лучше, находясь рядом с Максин, но что с ним будет, если им придется разлучиться? Как прийти в норму после этого приключения?
Все эти вопросы мешались у него в голове. И образовывали плотный комок в мозгу. Голова у него разболелась, он потер виски, хоть и знал, что это не снимет боль. Он неотрывно смотрел на белые полосы, мелькавшие вдоль шоссе. Их регулярное мелькание помогло ему сосредоточиться. Главное сейчас было двигаться вперед и оторваться от полицейских, которые наверняка его разыскивают. Надо ехать, ехать и ехать.
– Ты видел табло? – спросила Максин, указав пальцем в направлении, куда Алекс не удосужился бросить взгляд.
– Мне некогда смотреть.
– Как скажешь.
Тон его спутницы не предвещал ничего хорошего. Было в нем что-то такое, что означало: «Будешь потом кусать локти». Он посмотрел на нее искоса и заметил на ее лице выражение, говорившее, что она кое-что знает, но молчит. Из упрямства он старался изо всех сил не спрашивать, в чем дело. Максин, в свою очередь, из последних сил старалась удержаться от комментариев.
В машине воцарилась напряженная тишина. То ли это были последствия шока от ограбления, то ли усталость за день? Мрачную атмосферу в «Твинго» первой нарушила старая дама. Она взорвалась:
– Зачем ты так несешься?
– Чтобы подальше уехать от заправки.
– По нарушению скорости нас и засекут.
– Здесь такая разрешена.
– Я поняла, ты хочешь поскорее избавиться от меня.
Алекс резко крутанул руль от полученной затрещины.
– Как вы можете так говорить? После всего, что я сделал для вас? Меня разыскивает полиция за похищение, я рискую оказаться в тюрьме, я стал жертвой при вооруженном ограблении, меня чуть не убили… И вы осмеливаетесь заявлять, что я хочу от вас избавиться! Если бы я этого хотел, я давно бы сдал вас в первый попавшийся полицейский участок. Вместо этого я еду вместе с вами, хотя и совершенно не одобряю ваш план. Вы ведете себя несправедливо и недостойно вас.
Максин молчала. Шокированная, она вжалась в сиденье и нахмурила брови. А потом пожала плечами.
– Ты прав. Прости. Я самой себе противна, когда веду себя как вредная старуха.
Молодой человек никак не реагировал, и она продолжила:
– Знаешь, до чего невыносимы эти старики, которые без конца жалуются и ворчат, что они такие старые и что все на свете в этом виноваты. Этим старикам кажется, что если они будут противными, то станут моложе. Не лучшая реклама для глубокой старости.
Алекс слегка улыбнулся, и Максин приободрилась.