(Не)сводная, или Маша для Медведя

Может, прав Рогожин и зря я загоняюсь? Если она совсем не против… Может, стоит попробовать и удовлетворить наше одно на двоих желание?

Подхожу со спины, нависая над девушкой, и тихо произношу в самое ухо, удерживая губы в миллиметре от ее кожи:

– Я запрещаю тебе с ним встречаться. И в этом доме, и вообще.

Как же она пахнет… Как озабоченный мальчишка прикрываю глаза, втягивая носом ее аромат. Что-то цветочно-сладковатое, почему-то ассоциирующееся у меня с летом и теплом. Уютным, нежным, будто я оказался под залитым солнцем зеленым полем, усыпанным только что распустившимися цветами с капельками росы.

Класс, Медведев! Теперь на романтику тебя потянуло. Еще немного – и серенады будешь петь под окнами. Или стихи писать. Отличное занятие для солидного мужика! И это при том, что ты сам себе лишь недавно доказывал, что между вами ничего не будет.

Я кривлю губы в усмешке, слегка обалдевший от собственных мыслей. Чего-чего, а романтических бредней от самого себя точно не ожидал. Еще и в таком сочетании: одновременно с крышесносным желанием. А вот сестренка моя не похоже, чтобы прониклась тем же настроением. Оборачивается еще более злая, чем прежде.

– Ты ничего не попутал, Медведев? Я не твоя собственность, чтобы ты мог мне что-то там запрещать! Ты мне не муж, не отец, не… – переводит дыхание, набирая побольше воздуха, но продолжить я ей не даю.

– Я твой старший брат! – заявляю с такой уверенностью, что родившийся было в груди смешок – брат, как же! Особенно с такими вот мыслями и желаниями! – тут же глохнет. – И несу за тебя ответственность!

– Интересно перед кем? – парирует девушка, всем своим видом показывая, что не собирается соглашаться с моими словами. – Если что, я совершеннолетняя!

– Ты живешь в моем доме, а значит…

– Да ничего это не значит! – продолжает возмущаться она. – И если тебя что-то не устраивает, я уеду! Вот прямо сейчас возьму и уеду!

Терпеть не могу женских истерик. Они почти всегда возникают на пустом месте и выбешивают донельзя. Вот и сейчас, понимаю, что Маша, как говорится, высасывает проблему из пальца. Почему нельзя просто послушаться? Ладно, она права, я ей фактически никто. Даже братом-то назвать можно лишь условно. Но я старше. Умнее и опытнее. И в жизни разбираюсь намного лучше. Да и куда собралась, в чужом большом городе, не к этому же ботану?! И зачем куда-то уходить, если есть огромный дом, где предостаточно места?

Будь на месте моей сестренки любая другая девица, я бы плюнул. Закрыл бы глаза на ее капризы и позволил убраться на все четыре стороны. Если бы она выглядела иначе. Если бы имела другой запах и волновала бы меня хоть немного меньше.

Но смотрю на ее блестящие от гнева глаза, на подрагивающие губы, с которых то и дело срываются возмущенные реплики, и понимаю: не отпущу. Никуда ты не уедешь, девочка, а будешь сопротивляться, запру в комнате, пока не научишься слушаться.

В голове тут же отчетливо вырисовывается картинка, как именно я хотел бы ее учить. И чему. И если бы она стала сопротивляться… кажется, и от такого расклада я бы не отказался. От этой малышки бурлит кровь, удары сердца шкалят, как при запущенной тахикардии. Вот только больным я себя не чувствую, как раз наоборот, давно не ощущал такого прилива сил.

Ополоумел, не иначе, но даже осознание этого не останавливает. Особенно когда вижу Машкины расширенные глаза. И нет, в них не испуг, уже не возмущение даже. Она тоже полна желания, такого же безумного и не поддающегося контролю. Дыхание участилось, как после бега. И что бы ни сказала сейчас, сам вижу, что тянет ее ко мне. Со страшной силой тянет.

– Уедешь, значит? – ухмыляюсь, шагая вперед и сокращая расстояние между нами. – Прямо сейчас? Да кто же тебя отпустит, а?

Еще один шаг – и мы оказываемся вплотную друг ко другу. И я больше не думаю ни минуты. Тяну девушку на себя, впечатываясь ртом в ее губы.

Маша застывает, упирается ладонями мне в грудь, и я уже собираюсь бороться дальше, преодолеть любой ценой ее сопротивление, потому что не намерен отпускать. Но она вдруг обмякает, тянется ко мне, прижимаясь всем телом, а после обвивает руками шею. Сначала едва ощутимо, но уже мгновенье спустя впивается так, будто поцарапать, разодрать кожу хочет. И отвечает на поцелуй.

И я дурею от ее губ, мягких, сладких, таких вкусных, что так бы и сожрал всю. Прямо сейчас. Содрал бы это дурацкое полотенце и вылизал бы каждую клеточку. Вбиваюсь языком глубже, исследую ее рот, тороплюсь, как неопытный пацан на первом свидании. Словно помешать нам могут, или сам не выдержу, спущу в штаны, не успев насладиться, напробоваться сполна.