(Не)сводная, или Маша для Медведя

Она больше не отталкивает, льнет ко мне, перебирает пальцами волосы, гладит шею. Трется бедрами о мой пах, уже и без того каменный. А нежный, сладкий язычок переплетается с моим, и это сумасшедший танец будит во мне какое-то звериное рычание. Ничего не соображаю уже, тяну вверх край полотенца, добираясь до упругих ягодиц. Горячая. Влажная. Моя. Так близко…

Я уже нащупываю пряжку ремня, предвкушая неземной кайф, который наверняка ждет внутри этой сладкой девочки. Кусаю ее губы и тут же облизываю, подталкиваю к стене, наваливаюсь сильнее… Перед глазами искрит, а в ушах какой-то нереальный звон. И это мы только начали… У нас столько всего впереди. Вечер и долгая-долгая, бесконечная, безумная ночь…

А звон становится сильнее, и я не сразу понимаю, что Маша перестает отвечать на мои поцелуи. Дергается, вырываясь, напрягается, опуская глаза куда-то вниз.

– Телефон, Глеб. У тебя телефон разрывается.

Матерюсь, запуская руку в карман и собираясь послать того, кто вмешивается в мою жизнь так невовремя. Но на экране высвечивается имя врача отца. Единственный звонок, на который я не могу не ответить. Заглатываю воздух, пытаясь выровнять дыхание, и только после этого принимаю звонок. И чувствую, будто мне на голову выливают ведро ледяной воды, когда слышу усталый и ровный голос.

– Глеб Александрович, вы не могли бы приехать? Ваш отец пришел в сознание и хочет вас видеть.

Глава 15

Маша

У меня определенно переизбыток нереально бомбических ощущений. Начиная с того самого момента, как я привела Антона в дом Медведевых. О чем только думала? Неужели не понимала, чем подобное чревато? Или, может, на то и рассчитывала?

С самого начала где-то далеко в подсознании хотела, чтобы Глеб приревновал и сделал, наконец, хоть что-то. И он сделал!

Попробовав потрясающий вкус его губ, я понимаю, что это крах: все мои барьеры, выставленные ранее, пали. Невозможно оторваться от горячего сильного тела. Губы, полные страсти и напора, приносят немыслимое наслаждение.

Потерявшись в собственных ощущениях, я желаю лишь одного: чтобы это безумие никогда не кончалось, чтобы сильные руки продолжали сжимать мои ягодицы, припечатывая спиной к стене. И мне абсолютно плевать, что где-то в доме находится эта противная Ирка и в любой момент может зайти. Или Антон вдруг одумается и вернется. Тогда все мои сказки, все, что я выдумала, чтобы привести его с целью мести, рухнет, как карточный домик, построенный неумелыми детскими ручонками. Именно так я себя сейчас и чувствую: маленькой девочкой, у которой отняли леденец. Что теперь будет с нами, как дальше вести себя, что говорить, что делать?

Телефонная трель обрывает настроенные струны души, и мне словно больше нечем дышать. Глеб отстраняется от меня. Взгляд его потерянный, непонимающий, и где-то в глубине отчётливо видна надежда, которая сменяется чувством вины. Будто бы и не было ни страсти, ни желания, – одно лишь такое неуместное чувство вины! Кто и зачем ему позвонил в такой поздний час, что именно стало препятствием для нашей близости и почему именно сейчас? Вопросы сыпятся из ниоткуда, а я только и могу стоять и хлопать глазами, открывая и закрывая рот. И никак не осмелюсь спросить: что произошло между нами и почему он остановился?!

Глеб ещё раз растерянно смотрит на свой телефон и убирает его в карман. Делает несколько шагов назад и, словно боясь посмотреть мне в глаза, быстро произносит с явным отчуждением:

– Прости. Мне надо идти.

И всё. Эти короткие четыре слова убивают наповал. Наверное, мне бы надо спросить у него: куда, зачем, почему, что случилось?! Да только я продолжаю стоять в безмолвии, находясь в шоке и не в силах пошевелиться.

С моих губ срывается рваное дыхание, когда широкая спина Медведева мелькает в проеме двери и тотчас скрывается в темноте коридора.

– Глеб… – тихо зову охрипшим шепотом, но вокруг – полная тишина. Кажется, он не услышал, как я его окликнула. Или не захотел услышать?

Закусив нижнюю губу до боли, сдерживаю непрошеные слёзы. Что есть силы сжимаю на груди края полотенца, а в мозгу противно стучат молоточки, отбивая одну и ту же фразу: «Как хорошо, что я не успела избавиться от этой махровой преграды!» Стоять вот так, неожиданно покинутой, – не самое приятное чувство, а совершенно голой – и подавно!

Не успеваю переварить произошедшее, как в мою комнату врывается взбешенная Ирина. Волосы растрепаны, глаза безумно горят, а ее красивый рот кривится, готовясь выплюнуть что-то обидное и гадкое. Ведьма.

– Ты! – тычет она своим наманикюренным пальцем в меня, явно подбирая слова пожестче. – Во всем виновата ты! Какого хрена ты вообще появилась в нашей жизни?! Что ты ему такого сказала, а? Почему он унёсся сломя голову, не пойми куда? Доигралась, маленькая шлюха, нефиг в наш дом тягать, кого попало! А знаешь что? Почему бы тебе не собрать свои жалкие вещицы и не свалить к своему ботану?

Зажмурившись, я гулко выдыхаю. Сосчитав до десяти, снова открываю глаза и сквозь зубы, так, чтобы больше не повторять, говорю: