Не той стороною

Цель своего визита в этом смысле он выполнил вполне. Обличил директора, разнес советские порядки, напустил на конторского табельщика страху и, дав пищу для разговора тем рабочим, которые заглядывали в момент его разноса в контору, распорядился о разгрузке мастерских от государственных заказов и об освобождении завода от излишка людей.

После этой демонстрации своих прав, не обращая внимания на находившегося под рукой у директора Русакова, он отбыл восвояси.

На несколько дней он снова предался счастливому безделью, продолжая жить в свое удовольствие и ничем не утруждал себя, пока не встретил в доме Фай-манов Льолу в тот самый момент, когда она готова была сделаться женой квартировавшего у Файмана большевика. Эта встреча и сообщение Файмана его разожгли.

Стебун на другой день после объяснений с Льолой с утра хлопотал. Торжествуя от счастья, пошел в губком и нашел того своего знакомца с черностеклярусными глазами, который бился с ним у Клейнера за интересы кооператива. У Бухбиндера теперь был недурной кабинет. Кооператив разбух и имел в каждом районе Москвы по магазину, — торговля гудела, дело ширилось.

Но сам Бухбиндер все так же хлопотал, околачиваясь по канцеляриям хозорганов. Зябко ежился в куртке и пальто. Исподтиха ворочал разрастающимся делом.

Стебун встретил красного торговца возле «Централя», который теперь перешел в собственность кооператива и был заново отремонтирован. Кооперативы занимались усиленным снабжением своих членов дровами, и Бухбиндер шел с подрядчиком и приемщиком дров для проверки договора о дровяных поставках. Увидев разогнавшегося к нему Стебуна, Бухбиндер остановил своих спутников.

Стебун поздоровался.

— У меня к вам просьба, Абрам!

Бухбиндер движением головы задержал своих собеседников, а сам крепче вошел обеими ногами в асфальт, показывая, что для Стебуна готов сделать все, что потребуется.

— У вас домашняя обстановка в каком-то магазине есть, как будто, я слышал...

— Все, что хотите... Понадобилось? Для Стебуна найдется. В чем дело?

Стебун усмехнулся над самим собой.

— Женюсь, надо кое-что- приобрести на первый обзавод... Как устроить это?

— Э, надо хороший кредит! Можно...

Он вынул из кармана книжку служебных записок и карандаш.

— Вы за год рассчитаетесь, если дать вам в долг?

— Рассчитаюсь.

— Серьезно?

— Серьезно.

— Пятьсот рублей кредита хватит?

— Хватит.

— По-моему, тоже хватит, если вы не хотите завести такой хаты, чтобы и канарейка в ней верещала. Вот вам записка в магазин одежный, а другая — в универсальный. Берите что хотите до пятисот рублей. На доброе здоровье той тетеньке, которая влипла с вами в это дело!

— Спасибо, Абрам! — довольно пожал Стебун руку товарищу.

И возвратившись к Льоле, он пошел с ней в магазины. Отсюда он стал переправлять домой покупки, а Льола села на трамвай, чтобы проехать в Главполитпросвет на один-два часа, протолкнуть наиболее неотложные дела, какие были в комиссии.

Стебун остался хозяйничать, но, порастыкав по разным углам доставленные из магазина вещи, не вытерпел тоже и пошел к Главполитпросвету, чтобы дождаться Льолу, когда она выйдет.

Вместе они пришли домой. Не находя места от счастья, разошлись по комнатам. Льола стала убирать ту комнату, которую для нее освободил Стебун, переселившийся снова в помещеньице, где он утихомиривал когда-то соседей стрельбой в потолок.

Так наступил вечер.

Когда комната была приведена в порядок, Льола вскипятила чайник, и оба с кружащимися от неладицы счастливых чувств головами сели за стол.

Но и столу возле них не было места. Радость не терпела чинной неподвижности, и само собой все двигалось возле них.

Стебуну не сиделось. Он вскочил, схватился за телефонную трубку и потребовал Семибабова, намереваясь сразить сенсацией сообщений о своих делах половину Москвы.

— У телефона Семибабов.

— Дядя, ты? Семибабов? — обрадовался Стебун.

— Я.

— Что сейчас делаешь?

— Гм!

— Ну вот, не гмыкай! Сообщаю тебе, что я женился, завел собственный примус и чайник. Жена — не жена, а раздолье. Разводим флирт и хозяйничаем. В глазах чортики, в душе Первое мая. Ура!

— Ура! Стебун, великопостнический факир! Кто же жена?

— Елена Дмитриевна Луговая, отныне Стебун.

— Ура! В воскресенье зови в гости.

— Приходь.

Затем звонок Юсакову.

Юсаков и сам просигнализировал по телефону в ответ «ура», и затем его жена проверенчала что-то вроде нескольких аккордов «Интернационала».

Потом — Резцовой.

Смеясь, Стебун и Льола снова сели к брошенному было чайнику. Но только что Стебун всерьез приспособился к стакану, как к двери кто-то подошел, и в комнату постучали.

Стебун и Льола переглянулись недоуменно. Не понимая, кто мог притти к нему, Стебун открыл дверь и остановился перед двумя мужчинами, появление которых показалось ему тем более непонятным, что он не сразу их узнал.

— Можно? — спросил один из них, обрюзгший барин в белой фуражке, указывая внутрь комнаты.