Луговому пришлось промолчать в ожидании дальнейшего. Все равно тайна его личности была в руках человека, который мог сделать с ним все, что хотел. И вот только теперь, стоя, как потерянный, перед лицом Льолы и Стебуна, Луговой понял, что Придоров взял его для подкрепления против Льолы. Он сгорал от стыда, пока Придоров инсинуировал, но руки у него были связаны тем, что и сам он явился сюда незваным гостем.
Стебун, очевидно, угадал его состояние. Выгнав Придорова из комнаты, он перевел дух и к Русакову обратился поиному. Луговой же... Против Стебуна у него не только не могло быть вражды, а оставалась какая-то искорка уважения еще от первой встречи с ним.
На вопрос Стебуна он тихо ответил:
— Я — Луговой. Первый муж Льолы. Русаков — это подложное имя, которым я должен был пользоваться, чтобы не отвечать перед советской властью...
Луговой пересилил себя, чтобы подавить в горле спазматическое движение, и мучительно смолк, взглянув лишь на дверь, словно порываясь выскочить в нее и уйти куда глаза глядят.
Стебуну, однако, еще не все было ясно, и он резко махнул рукой, не будучи удовлетворен ответом.
— Как вы попали комендантом в губком и что делали после этого?
Русаков нехотя провел рукой по волосам, но ответил:
— До наступления большевиков против Врангеля я был в его армии. Во время боя был ранен и решил от белых уйти. Но, не зная, как ко мне отнесутся большевики, взял у одного убитого красноармейца документы на имя Русакова, попал в советский госпиталь, оттуда — в Москву, где и был комендантом, потом в провинцию, на завод, и с тех пор живу так.
— Гм...
Внутри Стебуна что-то рвалось, он мимолетным броском взгляда посмотрел на Льолу.
Льола сидела, как приговоренная, на кушетке, опустив голову и закрывшись шарфом, будто то, что происходило, лишь все больше и больше добивало ее.
Стебун потер себе виски. Ему все ясней делалась обстановка. Льола Лугового не столько любила, сколько чувствовала себя связанной с ним прошлым. Она с радостью стала бы делить жизнь со Стебуном, отступись только от нее Луговой. Но первый муж Льолы не так держал себя, чтобы можно было думать о его равнодушии к этой женщине. Несомненно, Луговой ждал хотя бы одного слова от нее. А она не знала, что ему сказать. И сделай Стебун что-нибудь отталкивающее ее от Лугового, ее повлекло бы к ее первому мужу.
Жизнь сплела странный и нелепый переплет обстоятельств, которые поставили человеческое чувство Стебуна под жестокое испытание. Выйдет он из этого испытания, как распоряжающийся событиями искусный стратег, или они сломят всю его прозорливость и наложат на него свое тяжелое ярмо?
Все это мелькнуло у Стебуна в голове втечение тех нескольких мгновений, впродолжение которых он переводил взгляд с Льолы на Русакова. Но было в этой трагедии одно роковое обстоятельство, которое заставило Стебуна вдруг выпрямиться.
Он резко спросил:
— Почему же вы не дали знать о себе той, которую считаете своей женой?
Русаков снова переступил и еще больше склонил голову К его горлу с новой силой подступали спазмы, и он, видимо, с трудом пересиливал себя.
— Я ведь до сих пор в таком положении, что не знаю, что со мной сделают, если меня откроют. Если бы я снесся с Льолой, то мы должны были бы жить вдвоем. Но я недолго так прожил бы. И если Льола не оказалось бы вместе со мной в тюрьме, то ее положение, — притом еще у нее ребенок был на руках, — лучше бы от этого не стало. Свое несчастье на ее плечи перекладывать можно было бы, если бы я ее меньше любил. И я решился в конце концов только послать ей анонимку, будто от лица постороннего человека, с сообщением, что я жив...
Стебун снова смолк и еще раз посмотрел на все так же продолжавшую убито сидеть Льолу.
— Садитесь! — повернулся он резко, указав Луговому-Русакову на стул.
И когда тот, помедлив мгновение, покорно опустился, он подошел с нежной осторожностью к Льоле. Секунды две постоял возле нее и прикоснулся любовно к ее голове, заставляя ее поднять глаза.
— Елена Дмитриевна, — произнес он серьезно, — дело переменилось, и нам надо поговорить сызнова. Теперь есть третье лицо, которое в вашей жизни весьма много значило. Давайте говорить. Может быть, этот Придоров нашел и привел вашего мужа как раз кстати. Я-то знаю, что вы его любите...
Льола порывисто подняла голову, но из глаз у нее брызнули слезы, и она снова опустила ее.
— Муж мой, — надорванно вырвалось у ней, — когда узнает, как я жила и что я наделала, сам откажется от моей любви. — Для него я должна быть погибшей женщиной! По вине этой его жены заморен его сын, отданный мною в приют... Как я оправдаюсь в его утере? Что я дам ему вместо ребенка и той верности, о которой он может спросить меня?
Луговой внезапно насторожился и поднял голову.
— Наш сын жив и здоров, Льола, — предупредил он ее быстро, заставив оглянуться и Стебуна, — я его взял из приюта, после того как Придоров сдал его туда. Он жив, вырос и находится у Узуновых...
Льола бурно поднялась с кушетки.