Секретарь ячейки, объявив, что собрание открывается, предложил выбрать председателя и утвердить порядок дня.
На скамьях сидело около трехсот членов ячейки. Немедленно же они заволновались, выкрикивая кандидатуры председателя и секретаря.
Секретарь умело прервал излишнее волнение и проголосовал выставленных кандидатов. Выбранным оказался арматурщик Окунев.
Стебун поморщился.
— Это наш? — спросил Антон.
— Злостный аппаратчик! — скривился Стебун.
Окунев занял место и заговорил о порядке дня. Бюро
ячейки намечало обсуждение плана работы ячейки.
Тотчас же один из членов ячейки, находившийся в сговоре с Стебуном и Антоном, поднялся и с места громогласно возразил:
— План не уйдет, товарищи! Планами мы сыты не будем. Почему бюро ячейки не замечает того, что делается в партии? Верхи опять поднимают грызню. Что мы? Хотим домолчаться, пока не произойдет раскол? Я предлагаю ни о каких планах не говорить, а поставить немедленно вопрос о нашем партийном положении!
Стебун и Антон удовлетворенно переглянулись.
— Правильно! — заволновалась и забушевала часть собрания. — Об оппозиции! Об оппозиции! Что нас кормить планами!
Окунев, вместо того чтобы заявить, что для вопроса об оппозиции нет докладчика, с неожиданной подозрительной готовностью подхватил предложение.
— Хорошо, товарищи, не волнуйтесь, голоснем! Кто за изменение порядка дня? Единогласно принято изменение.
Окунев перечеркнул повестку и снова хотел сообщить собранию:
— Докладчиком для этого вопроса, товарищи...
Из собрания несколько голосов разом закричало имена лидеров оппозиции.
— Докладчиком просим Троцкого!
— Зиновьева!
— Троцкого, Троцкого!
— Зиновьева!
— Каменева!
— Троцкого! Троцкого!
— Сталина!
— Лидеров оппозиции!
Окунев застучал по столу, призывая собрание к порядку, и, лишь только крики сторонников оппозиции смолкли, возразил:
— Товарищи, поднимать наших вождей для выступления на ячейке не так-то легко. Давайте обойдемся своими силами...
Он оглянулся, увидел вошедших почти сразу на трибуну Власа, с одной стороны, вождя оппозиционеров— с другой, и сейчас же поспешно кончил предложением:
— Я предлагаю поручить доклад руководителю нашей московской организации, товарищу Власу.
Часть собрания забушевала:
— Здесь оппозиционеры! Оппозиционерам слово! Оппозиционерам!
— Власу! Власу! Просим Власа выступить! — гремело большинство.
Лидер оппозиционеров, увидев, что страсти закипели, придвинулся к собранию:
— Товарищи, я прошу...
Рев протестующих против разжигателя раскола гневных голосов вдруг заглушил его последующие слова, в которых он просил дать ему, как представителю оппозиции, слово.
— Долой раскольника! Долой! Долой! В лес митинговать, на тридцать девятую версту!..
— Това-рищи! — пытался утихомирить собрание, стуча по столу, Окунев. — Тише!
— Долой! Долой! — бесновалось собрание.
Члены ячейки повскакивали со своих мест, стараясь
перекричать один другого. Оратора не было слышно; он вспотел, но не сходил с места.
На трибуне возле председателя и неспешившего Власа очутились Стебун и Антон, увидевшие, что решается вопрос всей их кампании.
Уловив в криках паузу, Окунев не замедлил воспользоваться мгновением тишины, чтобы тревожно зазвонить, и провозгласил:
— Товарищи, слово просит от железнодорожной ячейки, принявшей вчера против ЦК резолюцию, товарищ Стебун!
Выступавшего вперед Стебуна обдало неистовым воплем:
— Оппозиционер! Знаем! Долой раскольников! Долой! Долой!
Стебун предостерегающе поднял руку.
— Товарищи, не ошибитесь! Не рычанием можно спасти партию...
— Дол-лой!
От стены к стене, изо всех углов гудело от нетерпеливого шума коммунистов, не желавших переносить присутствие представителей фракционеров.
Наконец, Окуневу удалось перекричать собрание:
— Товарищи! Влас сделает доклад, потом решим, будем ли мы слушать оппозиционеров... Кто за мое предложение, поднимите руки.
Подавляющее большинство собрания вскинуло кверху дреколье рук и бешеными аплодисментами встретило выступившего наперед Власа.
Он стреножил собрание.
Напрасно пытались оппозиционеры после его доклада получить слово. Собрание не дало ни популярному еще недавно центровику с мировым именем, теперь вождю оппозиционеров, ни Стебуну, ни Антону сказать хотя бы несколько первых фраз. Тогда они тронулись к выходу. Партийная масса проводила их гробовым молчанием и продолжала свое собрание без них.
У Стебуна окаменело в душе. Голова не держалась, падая по временам бессильно на грудь. На другой день он узнал о финале выступления в других местах. Так же, как на «Аппарате», встретили и именитых и безыменных представителей оппозиции во всех других ячейках. Соучастники по фракционной деятельности почувствовали, что суд идет...