Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Впрочем, пропаганда эта работала далеко не всегда (хотя и чаще, чем сейчас обычно утверждают). Сопротивление колониальному режиму имело две основные формы, и вели его две основные политические силы – коммунисты и националисты. О возникновении корейского коммунистического движения речь пойдёт в следующей главе, а к истории корейского кинематографа мы вернёмся позже, в главе 39.

20 Рождение партии

1925 г. – основание Коммунистической партии Кореи, 17 апреля

1925 года в китайском ресторане в центре Сеуле прошло мероприятие, которое официально именовалось «банкетом журналистов». Однако под банкет было замаскировано нечто совсем иное: в тот день в Сеуле нелегально прошёл Первый (учредительный) съезд Коммунистической партии Кореи. Созданная тогда партия просуществовала недолго, около трёх лет, но её основание ознаменовало рождение новой политической силы, которой предстояло играть важную роль в корейской истории на протяжении всего следующего столетия.

В период между двумя мировыми войнами интерес к идеям коммунизма был характерен не только для Кореи – это было общемировым явлением. Коммунизм воспринимался как дерзкий эксперимент, как попытка уничтожить старый мир, казавшийся безнадёжно прогнившим, и построить на его руинах что-то новое, ни на что не похожее, и, разумеется, прекрасное.

На фоне Великой депрессии многим читателям западных газет и журналов Советский Союз казался островом процветания в океане страданий и нищеты. Разумеется, были и газеты, сообщавшие, что слухи о советском благополучии сильно преувеличены и что в действительности в СССР в начале 1930-х гг. случился голод, который унёс миллионы жизней. Были сообщения и о репрессиях, и о лагерях. Однако большая часть западной интеллигенции, среди которой тогда, как и сейчас, были очень популярны левые настроения, с порога отвергала любую негативную информацию о Стране Советов, объявляя её «пропагандистскими измышлениями и клеветой». Бернард Шоу, Ромен Роллан и прочие «прогрессивные деятели» Запада славили благоденствие счастливых обитателей Советского Союза, который представлялся им государством будущего.

С течением времени, после прихода к власти Гитлера, на отношение к Советскому Союзу стал влиять и ещё один фактор: СССР и мировое коммунистическое движение занимали решительно антифашистские позиции. В результате симпатии к СССР стали испытывать и те, кто при других обстоятельствах едва ли проявил бы особый интерес к мечтаниям коммунистов и их сторонников. Впрочем, германским фашизмом дело не ограничивалось: в Восточной Азии СССР воспринимался ещё и как один из главных противников японского милитаризма (кстати, также воспринимались там и США) – и это немало усиливало интерес к нему среди местной интеллигенции.

В колониальной Корее симпатии к коммунизму зародились в среде молодых образованных горожан – первого поколения интеллигенции, получившего современнее образование. Любопытно, что многие, если не большинство из них, были выходцами из протестантских семей. Впрочем, это не удивительно: именно христиане (в первую очередь – протестанты) были склонны отправлять детей в «новые школы», то есть в школы, где учили не конфуцианской философии и древнекитайскому языку, а физике и математике, а также основам современных социальных теорий и представлений об обществе. Многие из этих молодых людей были недовольны существующим порядком вещей и заняты активными поисками политической программы, которая указала бы им путь к изменению этого порядка.

Молодых корейцев в 1920-х гг. совершенно не привлекал конфуцианский традиционализм (его корейскую версию можно было бы назвать конфуцианским фундаментализмом). К 1925 году, наверное, никто среди тех корейцев, кому на тот момент было меньше сорока, не считал, что возвращение к конфуцианским идеалам прошлого возможно и, главное, желательно. Молодые люди горячо верили в прогресс, науку и технику. Та прекрасная Корея будущего, о которой они мечтали, должна была стать страной железных дорог, многоэтажных зданий и самолётов (или, может быть, дирижаблей), а не государством благородных конфуцианских мужей, проводящих время в дискуссиях о тонкостях учения Мэн-цзы. Для корейской молодёжи 1920-х гг. конфуцианство было олицетворением тёмного прошлого, обузой и препятствием на пути к прекрасному будущему.