Не убегай, мой славный денек!

— Думаю, что издалека.

— Совершенно верно. Оно приходит из такой дали, просто удивительно, как оно все же добирается. Едет на самолете, на поезде, в лифте. В лифте ему, правда, не разрешают ехать в одиночку и везти громоздкие вещи. Иногда оно предпочитает ехать на самокате. Конечно, только по тротуару и только в те часы, когда никто не спит, но, к сожалению, всегда найдется кто-то такой, кто спит. Да, вот еще вопрос насчет лета, очень сложный вопрос: когда можно пить воду летом? Когда тебе жарко, не позволяют, потому что тебе жарко, а когда тебе не жарко, опять не позволяют, потому что вдруг тебе станет жарко и ты опять захочешь пить, а пить нельзя. И вот еще что, летом не знаешь, что на себя надеть. Пальто не наденешь: ведь у тебя сердце не камень, сам подумай, моль тоже жить хочет, ей пить-есть надо, а она больше всего любит суп из пальто, жаркое из пальто, блинчики из пальто… Остаться в одних трусах — бабушка не позволит. Без сандалий — мама не позволит. Печально, очень печально, просто со смеху пропадешь, как подумаешь. А вы как думаете?

— У вас не найдутся баночки?

— Я так и знал, что вы того же мнения. Прекрасно! Так на чем я остановился? Ах, да, я говорил о рыбах. Поверите ли, рыбы даже не знают, когда настает лето. Это потому, что удочки всегда одинаковые — и весной, и летом, и осенью. Мне очень жалко рыб и особенно рыбешек. Вот белки — другое дело. У них, правда, тоже есть хвостик, только пушистее и рыжее. Конечно, смотря какая белка. У меня была одна, очень забавная. Во-первых, потому что она была вовсе не белка, а ласточка, а во-вторых, потому что не ласточка, а медуза. Она знала уйму всяких вещей, умела считать от одного до десяти и от десяти до одного, и, конечно, не с пятого на десятое, она знала, сколько будет, если от четырех отнять два и, особенно, если ничего не отнимать. Она так хорошо знала все это, я даже готов был поверить, что это не медуза, а счеты. А вы как думаете?

— У вас не найдутся баночки?..

Вот какой ты. Дядя аптекарь рассказывает, а ты только о баночках и думаешь. Тебя не интересуют его рассказы, все твои мысли о баночках. И сразу тебе как-то досадно, что ты такой, что ты об одних баночках думаешь, а на свете есть вещи и повеселее. Есть дядя аптекарь, он беседует с тобой, ему приятно беседовать с тобой, а это дороже миллиона баночек.

И вот, когда дядя аптекарь говорит: «Хорошо, найду для тебя баночки», тебе вдруг захотелось сказать:

— Не нужно, дядя аптекарь, вы лучше расскажите мне про лето, как оно пришло, тра-ля-ля, как оно уйдет, тра-ля-ля…

ВОСКРЕСЕНЬЯ ВСЕГДА РАЗНЫЕ

Дни бывают всякие, один понедельник не похож на другой. То, что случилось во вторник, в следующий вторник уже не случится, сколько ни жди. Четверг и пятница рядышком, они как брат и сестра, только не думайте, что они перенимают все друг от друга, как сестры-близнецы с четвертого этажа. Те в одинаковых платьях, в одинаковых сандалиях и даже дерутся одинаково, причем считают, кто сколько раз кого толкнул, кто сколько раз пискнул, и ни одна победительницей не бывает, потому что не позволяет другая.

А воскресенья и подавно не похожи одно на другое. Отличаться они начинают еще с субботнего вечера; еще в субботу вечером чувствуется, что это воскресенье будет совсем не такое, как прошлое.

— Завтра воскресенье, — говорит папа в субботу вечером, — я думаю, нам с тобой надо сходить куда-нибудь, где мы еще ни разу не были.

— А где мы ни разу не были? — спрашивает Единственный Мальчик В Европе, Который Ест Суп Без Уговоров.

— Мы еще не были в ресторане, — говорит папа.

— Были, — говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной Америке, Который Иногда Всё Же С Уговорами Ест Суп. — Как раз в прошлое воскресенье были. Ты забыл? Там не нашлось соломинки для сиропа.

— Тогда пойдем в кино, — говорит папа.

— И в кино мы уже были, — говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Который Хоть Иногда И С Уговорами, Но Всё Же Ест Суп. — Мы смотрели фильм про лошадей, очень грустный фильм, там жеребенок упал в пропасть, но ты мне сказал, что он не настоящий, а картонный.

— Хорошо, — говорит папа, — я уже знаю, куда нам пойти. Мы полетим на самолете, или поедем на самокате, или на чем-нибудь еще, только без остановок, и сойдем в конце.

— В каком конце?

— В одном или в другом, конечно. Откровенно говоря, мне больше нравится другой конец, но я ничего против не имею, если ты хочешь не в другой.

— Я тоже хочу в другой.

— Очень рад, — говорит папа, — такой счастливый случай, мы оба сойдем в одном месте.

И на следующее утро, в воскресенье, они одеваются, смотрятся в зеркало, мама прыскает их одеколоном «Лаванда», проверяет, не забыли ли они взять носовые платки, предупреждает, чтобы не опаздывали к обеду, и вот они садятся в самолет, или на самокат, или еще на что-то, что едет без остановок, скажем, на автобус номер сорок, и сходят на другом конце.

— А что мы здесь увидим? — спрашивает Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Плюс В Африке, Азии И Австралии, Которого Не Принуждают Есть Суп.