Не убоюсь зла

Я слушаю его -- и радуюсь. Радуюсь тому, что я снова, как когда-то, могу спокойно слушать запугивающего меня кагебешника. Что страх не туманит мой разум. Что я сейчас не думаю о том, насколько серьезны угрозы моего собеседника, а просто изучаю его, смотрю на происходя-щее со стороны, уже не только как участник драмы, но и -- в определен-ном смысле -- как режиссер.

Володин тем временем настойчиво предлагает мне подумать о моем положении, но в какой-то момент начинает, похоже, выдыхаться. Я ре-шаю подзадорить его, подкинуть полено в угасающий костер беседы:

-- Да о чем же мне думать? Ведь все решено заранее! Я был объявлен в советской прессе шпионом еще до ареста!

Должно быть, эти слова кажутся Володину криком отчаяния. Во вся-ком случае он становится цинично откровенным.

-- Тем более вы должны осознавать серьезность своего положения и наших намерений. Действительно, мы объявили на весь мир, что вы го-сударственный преступник, и от своих слов, естественно, никогда не от-кажемся. Так что ваше положение безнадежно. Вы не из породы героев, готовых пожертвовать своей жизнью, и чем раньше это поймете, тем лучше. Вот Красин -- какой был гусар, каким петухом к нам пришел! И смертная казнь ему не грозила. А хватило его на три месяца. Вы же и трех месяцев не продержитесь. Куда вам до Красина, -- и он пренебре-жительно машет рукой в мою сторону.

Наверно, и это -- часть их игры, но теперь им меня своими дешевы-ми методами не достать. Однако напоминание о Красине было приятной неожиданностью. Ведь именно судьба Якира и Красина, как я уже гово-рил выше, стала для меня поучительным предостережением: никогда не играй с КГБ по их правилам!

Отложив в сторону кнут, Володин вытаскивает пряник.

-- Но мы не кровожадны. (Эти слова мои следователи почему-то осо-бенно любили и часто повторяли.) Наша цель проста: защитить интере-сы государства. Вы молоды, вас ждет жена в Израиле. Если поможете нам пресечь антигосударственную деятельность сионистов и так назы-ваемых диссидентов, то получите очень короткий срок -- ну, скажем, три или два года -- или даже выйдете на волю сразу после суда. Обо всем можно договориться. Мы, конечно, приговоров не выносим, но вы сами понимаете, что судьи к нам прислушиваются. Выйдете -- и уедете в Израиль, к жене.

Я чувствовал себя как шахматист, навязавший партнеру хорошо зна-комую позицию. Ведь Володин сейчас ясно сформулировал то, на что его подчиненные до сих пор только намекали: условия моей сдачи. Я давно этого ждал -- именно этих аргументов, именно этих примеров -- и могу теперь не сдерживать иронию:

-- Ну, а зачем же ждать суда? -- спрашиваю я. -- Должно быть, можно освободиться и раньше -- как Ирина Б.? (Эта женщина, соратница Якира и Красина, после очередного ареста покаялась, и была особым Указом помилована еще до того, как суд признал ее виновной).

Но Володин иронии не понимает.

-- Конечно, можно и до суда. Все зависит только от вас. Значит, вы помните дело Якира и Красина? Мы не обманули ни их, ни Б., все обещания выполнили в точности. Их дело, кстати, вел я. (Это было для ме-ня интересной новостью). Красин долго держался, но я доказал ему, что более чем в семидесяти случаях в его документах содержалась клевета, и он признал, что был неправ. С Якиром тоже пришлось не раз беседо-вать, напоминать ему о его знаменитом отце... В итоге оба выступили на пресс-конференции, признали свои ошибки -- и были освобождены. А Красин захотел уехать из СССР -- и уехал.

Володин продолжает говорить, а я вспоминаю не о той пресс-конференции, а о другой, созванной Красиным в Нью-Йорке неза-долго до моего ареста. На ней он каялся и просил прощения у своих товарищей, утверждал, что был запуган и обманут. И тут мне приходит в голову устроить Володину под конец маленькую ловуш-ку.

-- А правда, что вы обещали им не использовать их показаний про-тив других диссидентов и не сдержали слова? Так они, во всяком слу-чае, утверждали: обманул, мол, нас КГБ.

Володин, опасаясь, видимо, что я усомнюсь в том, что на их слово можно положиться, возмущенно восклицает:

-- Это клевета! Я мог по тем материалам посадить десятки людей! Но мы не кровожадны. Мы арестовали только тех, кто категорически отказался прекратить враждебную деятельность. Однако я никаких обе-щаний такого рода не давал!

-- Я так и думал, что Красин лгал оба раза: и на пресс-конференции в Москве, где обвинял диссидентов, и в Нью-Йорке, клевеща на КГБ. Так зачем же мне лгать дважды? Лучше я вообще не буду лгать, -- и я, довольный тем, что успешно довел разговор до конца, добавляю: -- Од-нако мой ужин давно остыл. Мне пора.

Только теперь Володин осознает, что неправильно оценил ситуацию, что не он был хозяином положения во время нашей беседы.

-- Геройствуете? -- говорит он зло и грубо. -- Что ж, геройст-вуйте. Но только запомните: героев мы из Лефортово живыми не выпускаем.

Он произносит эти слова чеканно и громко, чтобы они надолго запомнились мне.

Я возвращаюсь в камеру возбужденный. Еще много дней я буду анализировать нашу беседу, вспоминать каждую фразу Володина и свои ответы.