Не убоюсь зла

-- Как продвигаются ваши опыты -- спросил Петухова Боб. -- Вы, помнится, обещали мне "право первой ночи"...

И тут вдруг ни с того ни с сего Петухов стал торопливо перечислять все исследовательские центры, где занимаются парапсихологией, и до-бавил в конце:

-- Кажется, есть еще в Зеленограде, в одном институте. У меня там друзья, если хотите, могу узнать точнее.

-- Боб, Зеленоград -- режимный город. Тебе туда соваться незачем, -вмешался я.

В Зеленограде действительно было много закрытых предприятий, и об этом знал каждый москвич. А я со времени подачи документов на вы-езд в Израиль старался быть подальше от всяких "ящиков", даже от лю-бых разговоров о них. Однако не только этим объяснялась причина моего грубого вторжения в чужую беседу. С каждой фразой Петухов все больше раздражал меня. Ну, сами посудите: я спешу, происходят такие серьезные, трагические события, а этот тип морочит голову какими-то глупостями -- парапсихология, статья, заголовок... Мне попросту хоте-лось поскорее от него отвязаться. Конечно, у осторожного человека уже давно возник бы целый ряд вопросов. Почему, например, Петухов так хотел, чтобы встреча с Тотом состоялась в моем присутствии? И может ли советский ученый такого ранга позволить себе пересылать статью в иностранный журнал, не испросив на то разрешения у многочисленных вышестоящих инстанций? Но время, повторяю, было горячее, Петухов -- лишь один из сотен людей, промелькнувших на периферии моей жизни в последние месяцы перед арестом, а о своем принципе я уже го-ворил: быть готовым к провокациям КГБ, но не пытаться их предотвра-тить -- если охранка захочет, то всегда найдет для этого подходящую возможность.

В тот день Боб, к счастью, тоже куда-то спешил, и сразу же после мо-его вмешательства мы разошлись.

Последний раз я говорил с Петуховым по телефону за несколько дней до появления статьи в "Известиях". Он снова хотел встретиться с Тотом и опять непременно в моем присутствии. Я отказал ему, сослав-шись на занятость, -- и это было чистой правдой: мы подавали в суд на авторов антисемитского фильма "Скупщики душ", готовили пресс-кон-ференции по делам узников Сиона; Хельсинкская группа, руководите-лем которой я фактически стал после ареста Орлова и Гинзбурга и эмиг-рации Люды Алексеевой, разрабатывала свой очередной документ -- короче, ни минуты свободной у меня не было, тем более для него.

-- Хорошо, я подожду, пока у вас появится время, -- смиренно ска-зал погрустневший Петухов.

В его показаниях, которые мне сейчас прочел Солонченко, упомина-лись все эти эпизоды, однако свидетель утверждал, что Тот сам искал встреч с ним, проявляя при этом крайнюю заинтересованность в инфор-мации о проводимых им исследованиях.

Кто же он, Петухов? Честолюбивый парапсихолог, мечтавший про-славиться на Западе и струсивший при первом же столкновении с КГБ, или обычный провокатор? Да мне-то что до этого! Ведь ничего преступ-ного я не совершал! Но если Боба действительно посадили, то одно из двух: либо он попался на удочку их провокации, либо... Нет, о том, что он мог и впрямь быть шпионом, я и думать не желал. А может, все это чистый блеф, и никаких показаний Тога в действительности не сущест-вует? Солонченко ведь отказался мне их процитировать, сославшись на то, что я не сотрудничаю со следствием.

Что заставляет человека изменить свою позицию, отступить? Страх. Это он, мобилизуя себе в помощники разум, совесть и логику, нашепты-вает тебе на ухо убедительные и соблазнительные аргументы в пользу сдачи завоеванного с таким трудом плацдарма. Сколь изобретателен бывает при этом ум, сколь гибка совесть, сколь изворотлива логика, я узнал впоследствии, в течение девяти лет наблюдая за людьми, нахо-дившимися в экстремальных условиях. Говорят, что дурак учится на собственном опыте, а умный -- на чужом; чужой опыт там, в Лефорто-во, мне еще не был известен, и пришлось наживать свой. КГБ мог тор-жествовать: я сделал шаг навстречу ему. Положим, не шаг, а шажок, да и последствий он, слава Богу, не имел, и все же досадно, что это случи-лось. Но как прививка предотвращает серьезную болезнь, так и моя ма-ленькая уступка заставила меня остановиться над самым обрывом и трезво разобраться в том, что со мной происходит.

Меня пугала неизвестность, страшно хотелось знать, существуют ли на самом деле показания Тота. И я нашел для себя такие доводы: разве я не обязан пресекать попытки КГБ представить мою деятельность как секретную? Если Петухов под диктовку следователей оговорил меня, а Тот и на самом деле увяз в какой-то неприятной истории, разве мое молчание не сыграет им на руку? Значит, надо отвечать на их вопросы -- но, естественно, с умом, чтобы не подвести других. (В действительности на все это есть лишь один ответ, остальное -- от лукавого: что бы ты ни говорил на допросах, КГБ возьмет из твоих показаний лишь то, что подкрепляет их версию. Ты им не в состоянии помешать; единственное, что ты можешь, -- не помогать им.)