Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Последний вечер не был таким пронзительным (в исполнении), как второе представление. Но общее впечатление сильное. За эти дни проект заметно вырос, и это, пожалуй, главное.

30 апреля 1993 г., Прага

Театр «Атенео». Только что вошли… первое впечатление — невероятной красоты и чистоты декорации Попова… Разулись и ходим босиком…

Репетиции начнутся со 2 мая. Завтра относительно свободный день.

Наша группа (русские): 1) Н. Каляканова, 2) Л. Дребнева, 3) Красникова, 4) Вороненкова, 5) Альгулина, 6) Яцко, 7) Ануров, 8) Лавров, 9) Фалин, 10) Чиндяйкин, 11) Забавникова (костюмы), 12) Бурашев (костюмы), 13) Юрова, 14) И. В. Попов, 15) Раскин (администратор), 16) Даничев (свет), 17) Назаров (постановка) и трое или четверо техников.

«Этот проект я придумал назло два года назад, меня пригласили провести здесь семинар по Пиранделло. Это была чума… Сидели несколько калек, с которыми не о чем было говорить, черное помещение с мышами и проч. Когда этот кошмар кончился, я сказал Алессио (переводчику), давай предложим проект… Это надо победить. Если бы вы видели, что здесь было… Вот… это предложение возникло из чувства негодования и от того, что ничего не получается».

Шеф попросил меня вести с русской группой занятия (тренаж или импровизация, как он выразился). Жалко, что не сказал об этом раньше. Что-то действительно придется импровизировать… Хотя, может быть, от декорации… очень хорошее настроение. (Хочу, чтобы занавес упал на публику.)

Оптимистическое настроение. Слава богу, слава богу. Боюсь что-то сбить, сглазить, сглазить боюсь и говорить про это, но только пару слов… Надежда теплится на удачу… И, несмотря на печаль и боль в сердце о моей мамочке… покой в сердце, или, правильнее сказать, на сердце. Дай Бог, может быть, будет хорошая работа здесь, в Риме.

30 апреля 1993 г., Рим, 18.30

В Италии, как ни странно, все еще празднуют 1 Мая, да так широко, что никто не работает и все закрыто… даже театр «Атенео»; таким образом, у нас получился свободный день неожиданно, к большому неудовольствию шефа.

Тем не менее после завтрака пошли гулять по уже хорошо знакомым местам. В центре встретили коммунистическую демонстрацию — человек 150 с красными флагами, под охраной полиции (человек 200). Странно и забавно видеть в Риме такую картину.

Тихонько добрели до собора Св. Петра, оттуда вернулись на такси, оказалось, недорого, всего 12 ООО лир.

Обед приготовили сами в квартире наших монтировщиков. Спагетти, конечно. Поели. Теперь решили поговорить немного. То есть репетиция. Васильев и вся компания.

«Проблема в том, что для этой пьесы нам всем нужно было жить лет на пять раньше… и в первую очередь мне, конечно.

Среда пьесы в том обществе расположена, где больше надежд… человек здесь ветреный… качество его иное, импрессионистичное… Или играть в интеллектуальные игры, что у нас, к сожалению, не получается.

Раньше мне казалось, что когда человек действует, то не присутствует. Ничего подобного! Ведь и присутствие помогает действовать, и наоборот. В этой пьесе исключительно важно слышать, как прекрасно бытие.

В итальянской группе я постарался возбудить… как бы это… они провоцировали обнаженность.

Любое искусственное вхождение в ткань такого текста обедняет. Что подарить этому тексту? Как присовокупить себя к этому тексту? Пафос этой пьесы — не искусство, пафос — жизнь, другое дело, что это подается (как у Оскара Уайльда), когда искусство выше, чем жизнь… реальнее».

1 мая 1993 г.

Истерики, истерики… Разборки с Раскиным (Раскин Аркадий Исаакович — режиссер, философ, администратор. Наш выпускник, много и очень плодотворно сотрудничавший с театром).

«У меня, конечно, не было повода ему хамить… но я прав, прав». «Нет, он искренний человек и много сделал для проекта, он так много работал… но я не могу, не могу!!! Этого не будет». Бесполезно пыжиться — записать поток эмоций самого жуткого качества… Полночи просидели в номере у него с Поповым. Потом я привел Раскина, совершенно размазанного и разбитого. Все началось с начала. Дошло до жутких истерик и воплей. Раскин ушел, хлопнув дверью.

Опять дикое состояние… Порой кажется, бессвязное, нелогичное. Потом Раскину было написано письмо, которое я отнес к нему в номер. Это уже после двух ночи. Я сам валился с ног. Потом еще составляли расписание. Совершенно безнадежное занятие, бесплодное и бесконечное. Кошмар. Пришел домой и уснул сразу же, зная, что завтра все начнется с начала, все изменится, переменится, отменится.

Смотрели по телевизору вести с родины. Первомайское побоище на Красной площади… Печально и страшно. Отсюда все воспринимается, может быть, даже острее.

2 мая 1993 г.

В 10.30 начал тренаж. Занимаемся в Studio Due, приличное пространство, правда, пол покрыт гнусноватым ковром. Есть кондиционер, но мы открываем дверь, чтобы проветрить. Целый день, с перерывами, льет дождь.

Провел два занятия по 1,5 часа. Проходят неплохо, довольно живо и естественно.