Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Брауншвейг милый городишко. Чистый до ужаса. По траве зайцы бегают стадами. Трамваи ходят строго по расписанию, минута в минуту. Светофоры на каждом перекрестке отдельно для транспорта, отдельно для велосипедистов, отдельно для пешеходов… Все аккуратно стоят и ждут. А там, где вдруг нет светофора, все тормозят и упорно тебя пропускают.

Я в Москве на Цветном пробовал пропустить двух старушек. Потом пожалел. Они долго не могли понять, чего от них хотят и не хотели идти первыми, я показывал рукой, идите, мол, пожалуйста. Они смотрели то на меня, то друг на друга, сзади мне посигналили, и я поехал, и старушки наконец решились в это время и пошли. Я нажал на тормоза, сзади стали сигналить. В общем, нечего экспериментировать.

Брауншвейг. Коричневое молчание.

11-го посмотрел спектакль Роберто Лепажа «Семь течений реки Ота», театр из Квебека (Канада), этакая сага (сочиненная режиссером и труппой) из 7 частей. Длилось все 5 часов. Закончилось в час ночи. Немцы топали ногами от восторга, свистели и кричали.

О Лепаже сейчас говорят как о самом знаменитом из молодых (ему 37) режиссеров мира. Публике действительно это должно нравиться. Хороший товар (как мне сказала Барбара Леман, почему же критики о нем так хорошо пишут. Это нравится людям, сказал я, а критики тоже люди).

Что же он сделал? Соединил клиповое сознание со всеобщей любовью к «мыльным операм». Соединил, надо сказать, мастерски. Чисто постановочная работа. Труппа откровенно слабая, местами уродливая, но ей отведено столько места, сколько терпимо, остальное — высокая театральная технология, эффекты, электроника, движение, музыка, свет и т. д. Все это очень сильно и грамотно.

13 июня 1995 г., Брауншвейг, Германия

В «Театральной жизни», в №№ 5 и 6, замечательная статья М. М. Буткевича о Станиславском. Может быть, никогда не читал о К. С. ничего подобного. Т. е. панегирики были (и более фееричные), и «низвержение» гения (более беспощадное), и все это была полуправда. Мих. Мих., наш любимый Мих. Мих., только он сумел в короткой статейке так услышать, так соединить и дать истинный портрет Художника.

Читаю, перечитываю. Воспоминания нахлынули. Два года, проведенные с ним., два с половиной года. Собственно, оно не кончилось, это время. С такими Мастерами только встречаешься и уже никогда не расстаешься.

А. А. вернулся из Италии, где проводил стаж по Платону.

Вчера встретились на Поварской в 11.00 для разговоров и составления планов. Вышли на улицу. Солнечный, душный день. Ходили и говорили. Сидели за столиком на Новом Арбате, у нас теперь тоже как в Париже: столики, кока-кола, почти, почти, только толпы кругом возбужденные, и дети оборванные подходят и просят деньги.

Он предложил мне быть вторым режиссером «Пиковой дамы», которую будет ставить в Веймаре.

Рассказал условия и прочее. Сказал, подумай и как можно скорее дай ответ, мне это очень важно. Я сказал, что могу сразу ответить, сейчас, мне нравится предложение, и я согласен. Потом уже говорили по делу, т. е. о проекте.

Он очень искренне обрадовался, что я дал согласие. Вообще настроение у него неплохое, хотя, кажется, несколько перевозбужден и даже несколько лихорадочно все время говорил, перескакивая то на труппу, то на планируемые гастроли в Южной Америке, то на осенний стаж в Париже, и опять к постановке оперы.

Мне всегда хочется задержать его внимание на чем-то одном, довести до конца, обговорить, решить в конце концов и зафиксировать. Даже достаю блокнот, ручку в таких случаях, как бы показывая, что вот теперь мы должны остановиться на этом вопросе, должны решить, принять окончательное решение.

Но он все равно как-то незаметно «ускользает», и если я настаиваю, твердо настаиваю, досадливо машет рукой. «Мы обязательно к этому вернемся, Николай, как можно сейчас все решить… нам с тобой много, много нужно еще говорить. Итак, я сейчас буду репетировать Мольера… Я думаю, грамотно будет, если мы сначала в Москве покажем „Амфитриона“, а потом „Иеремию“, как ты думаешь?» — Я соглашаюсь. — «А с той группой я буду продолжать „Евгения Онегина“. Правда, я совершенно не знаю, как найти время. Меня не будет в сезоне 18 недель, понимаешь, это катастрофа!.. Если бы найти деньги и привезти в Веймар нашу группу, я мог бы там продолжать с ними репетировать параллельно с немцами». — «Но у нас нет таких денег и навряд ли будут». — «Конечно, нет и не будет… Но это хорошая идея… Не бросать же „Евгения Онегина“. Как ты думаешь, с этим может что-нибудь получиться?»

4 июля 1995 г.

Позвонил Мих. Миху, чтобы поблагодарить за статью в «Театральной жизни» и рассказать свои впечатления. Он очень обрадовался моему звонку. Я попросил о встрече, и он тоже с радостью согласился, только просил не у него, т. к. давно болеет и дома ужасный беспорядок. Я пригласил его к себе.

Вчера он приехал в 14.00 и сидели мы до половины девятого! Говорили, говорили, говорили… Обо всем! Начиная от его студенческих лет, перебирая все фамилии и действующие персоналии, о нашем курсе, и до сегодня.

Говорил о книге, которую он пишет.