Не унывай!

Для нас текст повести зазвучал как развернутая авторская ремарка: «…дорога, верст за десять до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку». Поэтому в прологе все действующие лица идут на ярмарку. По сцене тянется вереница людей с кувшинами, арбузами, гусями… Люди идут в предвкушении праздника, распевая на все лады:

Надоело в хате жить,
Геть на ярмарку из дому,
Дому, дому…

В этом эпизоде мы добивались, чтобы студенты активно начали представление, как говорится, задали тон спектаклю, повели за собой зрителей. Стоит только одному участнику выпасть из общего настроя (допустим, он сегодня не выспался) – и все рушится! А нам нужно было, чтобы с каждым человеком, появляющимся на сцене, действие развивалось, чтобы ритм каждого последующего эпизода был чуть более активным, чем ритм предыдущего. Работали мы над этим очень долго, но зато пролог в спектакле получился. Поток людей, устремляющихся на ярмарку, двигался все быстрее и быстрее, ускорялся и темп пения. Вот уже слышна почти скороговорка, наконец все участники берутся за ленты, крутится карусель, звучит гопак, а потом сразу, одним движением, исполнители обращаются к публике и друг к другу, предлагая товар, распевая:

Куры, гуси и цыплята.
Куры, гуси и цыплята.
Горилка… Горилка…

В этот момент впервые появлялись цыгане (цыганка крала гуся у Мокрины).

Вокально-танцевально была решена первая встреча Параски с Грицьком, перепалка Хиври и Грицька, когда он попадает куском грязи в лицо «пожилой красавице». «Дородная щеголиха вскипела гневом», она шла в наступление на обидчика, а участники сцены превращались в болельщиков (причем за Грицька были не только люди, но и плетни, которые спасали его от разбушевавшейся Хиври). Народ оттеснял Хиврю, а вслед за ней и воз ее укатывал за сцену.

Так в повести Гоголя Хиврю оттесняли от Грицька на свадьбе. У нас это происходило уже при первой встрече Грицька и Параски. Нам очень хотелось выделить, подчеркнуть момент зарождения их любви.

Грицько подхватывал Параску, падающую с воза, который с трудом вытаскивали из грязи казаки. И именно в этот момент он и произносил гоголевский текст: «Славная дивчина! Я бы отдал все свое хозяйство, чтобы поцеловать ее». Грицько ставит Параску на землю. В оркестре возникала лирическая тема, влюбленные не отрываясь смотрели друг другу в глаза, молча передвигаясь по маленькому кругу.

Сцена позволяет некоторые жизненные моменты решать условно. Чтобы зафиксировать внимание зрителя на том, что двое молодых людей понравились друг другу, мы как бы «останавливали мгновение». Нам было важно, чтобы наши Грицько и Параска прожили его напряженно, чтобы они увидели друг друга, выбрали друг друга на всю жизнь. Разумеется, музыка помогала исполнителям сыграть этот эпизод.

– А что же в это время делать нам, остальным участникам, ведь внимание должно быть заострено на Параске и Грицьке? – спрашивали студенты.

– Чтобы помочь зрителю сосредоточить внимание только на героях, вы тоже должны увидеть, что герои понравились друг другу, понять это.

Двигаться разрешили только Параске и Грицьку, остальные замирали, наблюдая момент рождения их любви. Конечно, это условность, но в музыкальной комедии она правомерна. Как мы потом убедились, зрители абсолютно приняли нашу задумку.

Вторая массовая сцена, очень важная для спектакля, – «сцена чертовщины», как мы ее назвали. Напуганные появлением на ярмарке красной свитки, подгулявшие казаки приходят в хату кума, помешав свиданию Хиври и Поповича. Мокрина угощает гостей, все просят кума рассказать про свитку. Кум рассказывает, Мокрина перебивает его. Шорох, возникший из-за неловко повернувшегося на печке Поповича, заставляет всех насторожиться.

Однако люди перебарывают страх. Рассказ продолжается. Теперь уже явно кто-то хрюкнул. И вдруг из-за кулис показалась свиная морда. И потом на сцену врывалась организованная цыганом ватага парубков и девушек, наряженных ведьмами, чертями, в вывороченных тулупах, с метлами. Они сметали со сцены декорации (сами же участники задвигали их в кулисы), и на свободной площадке возникал общий танец – «чертовщина». Танцевали все, кроме Черевика и кума. Ведьмы скакали верхом на чертях, погоняя их метлами. Наши юные исполнители проделывали это с упоением.

А вот эпизод, где шел рассказ о свитке, дался нам очень нелегко. Знакомый текст не вызывал интереса – участники сцены слушали его без напряжения, постепенно и кум-рассказчик начинал скучать.