Не упусти

В вечернем свете все казалось бледным. Отец, вода в бассейне, задний двор. Сорока побледнела как привидение и удивилась, что он вообще ее видит.

– Что ты тут делаешь? – шепнула она.

Ей казалось, что она разделилась на две Сороки: одна счастлива – плавает в бассейне, пьет водку с лимонадом и заводит друзей, а другая попала в ловушку времени почти полгода назад и теперь, когда смотрит на своего отца, по-прежнему видит только бледно-розовый цвет его голого тела.

Две Сороки бушевали: первая была вне себя от радости, что снова видит отца. Больше всего на свете ей хотелось вылезти из бассейна и подбежать к нему в мокром купальнике. Второй Сороке казалось, что она никогда в жизни не сможет вдохнуть свежий воздух полной грудью.

– Я так по тебе скучал, – сказал он.

Отец сделал шаг к бассейну, и она отодвинулась подальше, сохраняя дистанцию между ними, поднимая рябь на воде. Вид у него был дикий, будто он не спал.

– Тебя не было полгода, – сказала она.

– Твоя мать очень ясно дала мне понять, что…

– Полгода. И тут ты просто появляешься, как сталкер, и думаешь, что это все исправит?

– Я не… Я не собирался… Я звонил.

– Точно. Ей. Ты забыл, что это я тебя застукала?

Он поморщился, как будто она пролетела расстояние, разделявшее их, и дала ему пощечину. Она подумывала так сделать, но просто была не готова подойти так близко.

– Сорока, я совершил ужасную, ужасную ошибку, – сказал он.

– Они больше с нами не разговаривают. Ты об этом знал? Никто больше не будет с нами разговаривать.

– Кто?

– Она добралась до них первой. Все почему-то думают, что это мы плохие. На День благодарения мы смотрели телевизор и ели клюквенный соус из банки. Мы никому не нужны.

– Сорока, я об этом не знал.

– Ты знаешь, что Эрин ушла? Ты знаешь, что мама в больнице?

– Помедленнее, – сказал он, закрывая глаза рукой, – помедленнее, Сорока.

Сорока выбралась по лестнице из бассейна и огляделась в поисках сестринского пляжного полотенца, но его не было на месте. Где она его оставила? Сердитая и мокрая, она стояла на платформе бассейна, глядя на него свысока, чувствуя себя замерзшей и уязвимой в одном купальнике.

– Твоя мать позвонила мне из больницы, – сказал он, – и рассказала, что случилось. Она не хочет оставлять тебя одну.

«Ударь его по больному», – произнес тоненький голосок в голове Сороки – яркий, щебечущий голосок, похожий на птичий.

– Я уже одна, – сказала она. – Всегда была одна и всегда буду. Ты что, не видишь?

У отца был такой вид, словно он вот-вот сорвется – заплачет, убежит или закричит.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я все испортил. Пожалуйста, Сорока, позволь мне загладить вину. Пожалуйста, пойдем со мной домой.

– Домой? Где теперь у тебя дом, папа? Мотель? Однокомнатная квартира?

– Пожалуйста, перестань кричать, – сказал он и потер затылок. – Я же хочу тебе помочь. Хочу все сделать как положено. Идем со мной, Сорока.

– Я никуда с тобой не пойду.

– Я не оставлю тебя здесь одну, – сказал он, и его голос внезапно стал настолько стереотипно отцовским, что Сорока практически ждала, что в конце предложения он добавит «юная леди». – Ты не останешься в этом доме одна. Ты несовершеннолетняя, а я – твой папа.

Маргарет не хотела никуда с ним идти. Она не знала, что делать.

Что бы сделала Эллисон?

Эллисон всегда знала, что именно нужно сказать, как правильно взмахнуть волосами или закатить глаза, чтобы сильнее эмоционально навредить своей очередной жертве. Сорока попыталась представить ее, чтобы вызвать в себе чувство мужества и бесстрашия.

Она рассмеялась, и это был сильный смех. Злой.

Смех Эллисон.

Отец показался обиженным, неуверенным, будто не узнал собственную дочь.

– Ты – мой отец? Вот это новость. С каких пор?

– Тебе нельзя оставаться тут одной, – повторил он, но теперь голос звучал тише, а плечи опустились.

Сорока ясно увидела выход. Это было легко и очевидно.

– А я и не буду одна, – сказала она, расслабляясь и легко закатывая глаза. – Не надо так драматизировать. Ко мне придет подружка.

– Эллисон? – спросил он.

Сорока была к этому готова. Имя Эллисон не укололо ее в сердце так, как могло бы. Она чуть улыбнулась:

– Нет. Моя подруга Клэр. Вы с ней еще не знакомы. Ее мама уехала из города, а отца больше нет, так что мы устраиваем ночевку.

Тщательно подобранное слово «ночевка». Тщательно выбранная интонация – невинная, усталая дочь.

– Клэр, – повторил отец, словно размышляя.

– Папа, я не могу ей сейчас отказать. Мы уже все спланировали. Ей больше некуда пойти.

Тщательно подобранное слово «папа», чтобы надавить на эмоции.

Сработало. Он смягчился.

И кивнул:

– Хорошо, я… думаю, можно и так. Раз ты здесь не одна. Но я хочу познакомиться с этой девочкой, Сорока. Я подожду, пока она придет, хорошо?

– Ладно, – сказала Сорока, пожимая плечами, как будто ей было все равно. – Но ты можешь подождать снаружи. Заходить нельзя. Этот дом тебе больше не принадлежит.