«Не верь разлукам, старина…»

Над киностудией свирепствует зима:
Стоят фанерные орудия в снегу,
Поземка ломится в картонные дома,
Растут сугробы на фальшивом берегу.
В ночном буфете пьют актеры теплый чай,
Устав от света, как от жизни старики.
По павильонам постановщики стучат
И строят лестницы, дворцы, материки.

И лишь пожарник в новых валенках — топ-топ,

Ночной патруль, суровый взгляд из-под руки —
Не загорелись бы, не вспыхнули бы чтоб
Все эти лестницы, дворцы, материки,
Не провалился бы к чертям весь этот мир,
И сто дредноутов не сели бы на мель.
Не спи, пожарник! Ты хозяин всех квартир
И добрый гений свежекрашеных земель.

Но ты ведь слышишь, часовые-то — топ-топ,

Наган у пояса, ах если б лишь наган!
Но ты ведь видишь, как ракетам прямо в лоб
Ревут и хлещут озверевшие снега.
Ракеты с берега, ракеты с корабля —
По тихим улицам, по сонным площадям…
И нет пожарника, и брошена земля,
Лишь два полковника за шашками сидят.

1966

О, великое искусство киносъемки!

О, великое искусство киносъемки!
О, рекламных объявлений суета!
Вот написано по центру, не в сторонке:
В главных ролях, мол, снимались тот и та.

Тот и та, у них то свадьбы, то разводы,

Тот и та, у них «фольксваген» дорогой,
Их приветствуют арабские народы
И развратом потрясает их Стокгольм.

Тот и та — у них не вьюжит и не каплет,

Шумный дом, гостеприимство до зари.
И известный всей стране товарищ Каплер
Про артистов с теплотою говорил.

Так уходит жизнь на встречи, вечеринки,

На выслушиванье всякой чепухи,
На интрижки, на рубашки, на ботинки
И другие невеселые грехи.

Ну а роли, где ж, ребята, ваши роли?

Где ж такие, чтоб не плакать не могли?
Мелковато, суетливо — и не боле,
Слабой тенью по экранам вы прошли.

И замечено одним, потом другими,

Что не та как будто стала та чета.
Тот не тот — осталось имя, только имя,
Да и та уже, пожалуй что, не та.

Что ж, видать, не получилось жизни с лёта,

Слава юбкой покрутила и ушла.
Так на списанные веком самолеты
Надвигается бульдозера скала.

Нет, не надо, наши крылья не обмякли!

Нас по-прежнему волнует высота.
Старый конь не портит борозду, не так ли?
Нам летать еще, родимые, летать.

Но в бульдозере сомнений ни на йоту,

Он, рожденный ползать, знает это сам,
И хрустят, поднявши крылья, самолеты,
Будто руки воздымая к небесам.

А потом уж тишина, и стихли споры —

Старых фильмов пожелтевшая трава…
Ой, ребята, не ходите вы в актеры —
Это правда, дорогие, не для вас.

Вам бы слушать на полянах птичий гомон,

Вам во льдах водить усталые суда.
Что кино? Оно найдет себе другого.
Ну а мать? А мать сыночка никогда.

1973

Маркшейдер мне сказал