Не верь тишине

— Может, ты что-то напутал, Митяй? — спросил Тряпицын.

— Ничего не напутал! — заволновался тот.

Яков застучал громче и настойчивее.

— Кто там?

— Это я, тетка Матрена, Тимонин Яша.

— Чего тебе?

— А почему мы должны через забор с тобой объясняться? — выкрикнул Тряпицын.

— Не об чем мне объясняться. Идите с богом своей дорогой.

— Открывай дверь, раз говорят.

Под сердитое ворчание лязгнули запоры.

— Иди-иди, — подтолкнул Яшу Тряпицын.

Матрена Филипповна остановилась посреди двора, давая понять, что в дом не пустит.

— Говори свое дело.

— Мне сказали… я узнал, что к вам сегодня приходил фельдшер, ну, стало быть…

Яша не закончил, поразившись, как изменилось ее лицо. И без того напряженно-взволнованное, оно вытянулось и задрожало. Яша понял ее состояние по-своему:

— С Тосей что-нибудь?

— Что с ней будет, ничего с ней нет, — ответила женщина. Потом заторопилась. — Малость приболела, да ничего, бог милостив.

— Где она?

И, оттолкнув что-то пытавшуюся объяснить тетку Матрену, вбежал в дом. Тося сидела у стола, опустив руки на колени. Увидев ее, Яша вздохнул облегченно и радостно. Он шагнул к девушке и остановился: из-за цветастой занавески, прикрывающей вход в крошечную Тосину комнатку, раздался стон.

Яков видел: еще секунда и Тося упадет в обморок. Но она заставила себя подняться и улыбнуться жалкой вымученной улыбкой:

— Здравствуй…

Он пожал холодную руку и не отпускал, пока девушка мягко и настойчиво не высвободила ее из горячей Яшиной ладони. Тося стояла перед ним хрупкая, как первая осенняя льдинка. Яша опять повторил про фельдшера и опять поразился впечатлению от своих слов. Девушка опустилась на стул, быстро затеребила тонкими пальцами бахрому на скатерти и заговорила, как в бреду:

— Родственник… из деревни… горит весь…

— Может, помочь чем надо? — спросил Яша.

— Нет-нет! Ему уже легче, нет-нет!

И он ушел бы, терзаясь сомнениями, если бы не крик:

— Коня! Придержи коня!.. Куда, сволочь?! Убью…

Мгновение стоял Яков пораженный, потом резко отбросил занавеску: на узкой скрипучей кровати разметался в беспамятстве Мишка Митрюшин.

Яша смотрел на пожелтевшее лицо, широкую грудь, схваченную повязкой с просочившимися пятнами крови, и не было внутри ничего, кроме слепящей ненависти.

— Почему он здесь?

— Ради бога… прошу тебя… — Тося, плача, отчаянно вцепилась в Яшин рукав.

Тимонин задернул занавеску. Больно ударила мысль: случись с ним такое — стала бы Тося оберегать его? Он бросился из дома, чуть не сбив перепуганную тетку Матрену.

Друзья стояли у ворот.

— Ну, что там? — спросил Тряпицын, но Яша отмахнулся, торопясь уйти прочь от этого дома.

— Вот, Митяй, гляди, не влюбись. Чуешь, что с человеком стало, — забалагурил Тряпицын. — Хочешь, расскажу одно приключение про любовь? Значит, было это аккурат прошлой зимой…

— Отстань! — крикнул паренек и пустился догонять брата.

А Яша шел, ругая себя: «Почему не забрал Митрюшина, почему? А Тося? Неужто забыла, как Мишка насмехался над ней, голью перекатной обзывал, как при всех веником одарил, мол, будешь у отца амбары подметать! Видно, любит, раз простила насмешки».

В милиции сдали дежурному оружие. Яков доложил Госку, что патрулирование по городу прошло без происшествий. Опасаясь расспросов, торопливо вышел из кабинета.

«Может, вернуться и все рассказать? А Тося? Она же меня до конца жизни презирать будет и ненавидеть!» Вспомнив изможденное лицо, он вдруг почувствовал себя виноватым перед ней за то, что вторгся в ее нерадостную жизнь. И именно тогда, когда, быть может, блеснул светлый лучик. Имеет ли он право погасить его?

А Матрена Филипповна, когда милиционеры ушли, засеменила в дом, путаясь в подоле.

— Что, доигралась! — набросилась она на Тосю. — Зачем притащила Мишку сюда? Ты что ему, мать, сестра, жена?

— Что ж ему, помирать на улице?

Мишка застонал, и Тоня бросилась к нему.

Митрюшин заговорил горячо и неразборчиво. В его отрывистые фразы вплетались тихие и нежные Тосины слова. Матрена Филипповна прислушивалась с удивлением и жалостью, не зная, что предпринять. Наконец, решившись, торопливо вышла из дома, неслышно притворила за собой дверь.

Глубокой ночью у ворот остановилась телега. Карп Данилыч был один. Он степенно подошел к калитке и постучал. Гостя ждали. Через несколько минут он вышел, помогая идти тяжело осевшему на него человеку. Следом выбежала девушка. Она помогла уложить раненого на телегу и села рядом.

— А ты куда? — остановил Карп Данилыч.

— С вами.

— Это еще зачем? Иди в дом. Слышь, Таисья!

— Карп Данилыч, родненький, возьмите меня с собой, я не помешаю, я помогать буду! — жалобно просила Тося.

— Думаешь, мать с отцом хуже твово справятся, — проворчал Митрюшин. — Этот родителей обидел, и ты туда же… — Он помолчал, подумав о чем-то своем, потом сказал, кивнув на телегу, где лежал сын: — Тебе, пожалуй, у него теперь спрашивать надобно…

Девушка повернулась к Михаилу, осторожно взяла его руку.

— Миша, — торопливо, чуть дрожащим голосом заговорила Тося, не могу я больше здесь оставаться. Не прогоняй меня…

Михаил притянул девушку к себе и прикоснулся губами к ее щеке.

15