Не верь тишине

Прохоровский послал двух милиционеров за Маякиной, посыльные вернулись ни с чем. «Обругала нас баба-дура на всю деревню, жандармами обозвала. Не драться же с ней».

Возмутила беспомощность милиционеров и неожиданная дерзость Маякиной.

— Ничего нельзя доверить! Такую мелочь и то не смогли сделать! — ругался Сергей Прохорович, со злой досадой думая о том, что придется ехать в деревню самому.

Пульхерия Маякина жила в почерневшем от дождей и ветров небольшом, но крепком доме у самого леса. Недалеко виднелись покосившиеся кресты деревенского кладбища. Место было жутковатое. Это ощущалось даже днем.

Хозяйка дома стояла у изгороди в воинственной позе. Принаряженная, куда-то собралась уходить, но, увидев всадников, остановилась, поджидая.

Резко осадив коня, Сергей Прохорович спрыгнул на землю и подошел к Маякиной торопливым уверенным шагом.

— Я начальник милиции Прохоровский, — представился он.

— Здрасьте, — протянула женщина. — Энти двое не справились, — кивнула она на милиционеров, — так теперь сам начальник пожаловал.

«От такой все, что угодно, можно ожидать», — с неприязнью подумал Прохоровский и предложил внушительно:

— Пройдемте в дом.

Маякина метнула взгляд по сторонам и вызывающе прищурилась:

— С какой такой радости мне вас в дом пускать? В гости не звала, знать вас не знаю и знать не желаю!

Начмил подошел к ней почти вплотную и повторил побелевшими губами:

— Иди в дом.

Пульхерия съежилась под его взглядом, суетливо одернула кофту, молча толкнула калитку и, не оглядываясь, вошла во двор. В доме Маякина вновь обрела уверенность:

— Что вам от меня надо? В старое время покою не было, и снова-здорово. Напали на вдову, знаете, что защитить некому!

Маякина поставила табуретку, смахнула с нее ладонью какие-то крошки. Сама села на скамью у стены, сложив руки на коленях. Потом спросила, лукаво блестя глазами:

— Может, водицы испить или чего покрепче? И товарищей ваших кликнем. Я мигом.

— Не трудитесь, — остановил Прохоровский. — Мы сюда приехали не рассиживаться.

— А зачем же? — невинно спросила Пульхерия, играя бровями.

— Во вторник в деревне была банда, — ответил начальник милиции, стараясь не встречаться с ее взглядом, — и заночевала здесь, в этом доме.

— Нешто мне справиться с ними, окаянными?

— Вас пока ни в чем не обвиняют. Но мне бы хотелось узнать некоторые подробности.

— Какие подробности? — насторожилась Маякина. — Никаких подробностей я не знаю.

— Бросьте! Или думаете, что я поверю тому, что вы не запомнили ни одного лица и ничего не слышали?!

— Ничего не запомнила и ничего не слышала! Еще чего! Буду я к ним приглядываться.

— А вы вспомните как следует. Имена, клички, приметы…

— Да чего вспоминать-то, когда вспоминать нечего! Мне они все на одну рожу! Ну песни орали, плясали, ругались да обнимались, известное дело — пьяные.

— Но почему именно к вам пришли?

— Почем я знаю, — нимало не смутилась Пульхерия. — Это у них надобно спросить.

— Не хотите говорить, — сказал Прохоровский, помолчав. — В этом я вижу две причины: либо вы с ними заодно, либо боитесь.

— Ни с кем я не заодно, — неожиданно резко возразила Маякина. — Я сама по себе.

— Значит, боитесь.

— Может, и боюсь. Такая уж бабья доля, чего-нибудь да обязательно бояться.

— Да как вы не поймете? — не выдержал начальник милиции. — Мы сюда для того и приехали, чтобы узнать, где банда. Ликвидируем ее — и вам нечего будет бояться. Просто удивительно: мы хотим сделать нужное и чрезвычайно важное для всех дело, а вы не хотите нам помочь!

— А с какой стати я должна помогать? Ты мне что, сват или брат, крышу починил, муки привез?

— Сейчас разговор не об этом!

Но Маякину прорвало. Словно устав от улыбок, насмешек и заигрываний, она закричала:

— Это для тебя не об этом, а для меня об этом! Ишь какой выискался! Вольготно, гляжу, мужикам живется, при любой власти — на коне! Чуть чего, подхватился — и будь здоров, а баба сиди, как квочка! Да еще пинают кому попадя! А тут угождай да помогай! А мне кто поможет?!

— Советская власть, — ответил Прохоровский, думая о том, как все складывается неудачно и до обидного глупо.

— Тю-у, сказал, — захохотала женщина. — Где твоя Советская власть, где? Покажи хоть? Что насупился, как бирюк? Не знаешь?

— Вот оно что, — глухо проговорил Сергей Прохорович, медленно вставая и распрямляя спину. — Знай, пугать не буду! Я тебя застрелю, как врага революции и пособницу бандитов.

Остекленевшими глазами следила она, как его рука поплыла к кобуре, достала револьвер. Тело стало чужим и непослушным. Хотелось остановить, закричать, спрятаться…

И, только увидев ее изуродованное страхом лицо, Прохоровский очнулся. Он представил, что сейчас может произойти, и ему стало не по себе. Но уже в следующее мгновение обрадовался, уловив, в каком состоянии находится Маякина. И, стараясь оправдать высокой целью непростительную жестокость, четко выговорил:

— Или ты все скажешь, или…