Уже на следующий день, с утра пораньше, Михайла, прихватив с собой Ермила и Вельку, отправился в церковь Петра и Павла, что располагалась у южных ворот, выходивших на главный – Пинский – шлях. То, что, несмотря на ранний час, у церкви оказалось весьма многолюдно, сотника ничуть не смутило – в ту эпоху почти все поднимались рано, ложились же на закате. Тем более в годе нынче было много приезжих – окрестные крестьяне, купцы, артельщики. Осень – шумела ярмарка! Да и с заутрени народ шел…
Другое насторожило – толпа-то на паперти собралась какая-то не благостная, как должно бы быть после молитвы. Отнюдь! Все кругом казались какими-то нервными, что-то выкрикивали, шумели, а пара черниц тихонько запричитали:
– Ох, Здеборушка… Иоане, брате… На кого ж ты нас поки-инул…
– А ну-ка, парни, посмотрим… – от нехорошего предчувствия у Миши сжалось сердце. Неужто опоздали? Неужели ж…
– Что там? Что там такое-то?
– Дьякон с колокольни упал. Насмерть!
– Свят, свят, свят! Экое худое дело… А почто дьякон на колокольню полез? Он что – звонарь, что ли?
– Так то-то и оно, – мужичок лет сорока, с реденькой бороденкой, одет был нехудо, хоть и не особо богато. Верно – мелкий торговец или артельный староста.
– Звонарь-то наш, Онфиме, прости Господи, напился вчерась пьяным-пьяно… – поправив на голове круглую суконную шапку, мужичок с осуждением покачал головой. – Редко, да с ним такое бывает. Вот и на этот раз… Пришлось брату Иоанну, дьякону, на колокольню лезть. Он вообще-то звонить любит, не хуже Онфима. Как заведет благовест, любо-дорого послушать – душа радуется. Ну, да теперь не послушаем ужо… Ох, Господи-и Иисусе, прими душу безгрешную…
Собеседник повернулся и перекрестился на церковную маковку… То же самое поспешно проделал и Михаил, а вслед за ним – и ребята.
– Ой, горе-то какое, Карп Ефимыч, горюшко! – к мужичку подошли две средних лет женщины в глухих платках и телогреях. – Надо миром собраться да про похороны поговорить… Похороны-то когда?
– Об том скажу, как узнаю, – пригладив бороденку, важно заявил Карп. – Пока же ступайте себе. Антонина, вечерком собери причт. Ну, не всех, конечно…
– Соберу, Карп Ефимыч, ага.
Судя по почтительному отношению, Карп Ефимыч был тут человек не последний… Так и вышло – старостой прихода оказался! Что и говорить – уважаемый человек.
Уважаемый-то уважаемый, однако ж выпить за упокой души новопреставленного раба Божия Иоанна не отказался.
– Хоть и в лавку пора, да уж нынче дело такое… Идем, мил человек.
Так вот, вдвоем, в ближайшую корчму и пошли. Парням же сотник велел остаться. Постоять, побродить, пособирать слухи. Может, кто чего и видел?
Как понял, сам труп тотчас же и унесли – поэтому смотреть тут было не на что. Куда интересней подняться на колокольню… но это не сейчас – позже… Слишком уж людно нынче.
Сказать по правде, в данный момент Мишу сильно интересовал звонарь. С чего бы это он вчера нахрюкался и – самое главное – кто об этом знал? Или – мог узнать.
С парнями сотник встретился в гостевом доме, там, во дворе, под старым вязом и сели, в теньке. Сентябрь сентябрем, а солнце-то пока светило по-летнему, припекало. Да все по-летнему выглядело – и буйная густая трава, и кусты, и деревья… Разве что березки уже были тронуты первыми золотыми прядями. Ну, еще неделя, две – и потянутся на юг птичьи стаи, понесет ветер золотистый лист, и багряные клены зашепчут что-то тайное случайным прохожим…
– А мы на колокольню слазили! – первым делом похвастал Велька. – Я лазил, а Ермиле настороже был. Потом и он…
– Никто не заметил?
Парнишка тряхнул рыжими вихрами:
– Да, может, и видели. Но не прогнали… Не до нас.