Не время для человечности

– Но он скоро сдохнет, и наверняка не самым приятным способом.

– Как будто ты не умрешь…

– Я проживу намного дольше, и успею…

– Что? Что ты успеешь? Если в течение твоей жизни не найдут путь к бессмертию – ты закончишь так же. Как и все мы. Удовольствие заканчивается, оно не непрерывно, и в итоге мы все равно исчезаем в тумане неизвестности, оставляя заслуги жизни позади.

– Почему тогда ты не убьешь себя, раз рано или поздно все равно умрешь? Зачем тянуть?

– А зачем? Я тоже боюсь неизвестности, и тоже хочу жить вечно. Но это не значит, что ради короткого века на земле нужно подвергать себя мучительным опытам, лишь бы незначительно его удлинить и “улучшить качество”, что вообще субъективно.

– То есть ты вообще не видишь ничего плохого в смерти от, например, опиатного передоза?

– Ну как, вижу. Во-первых, это неприятно, и приходящий кайф вряд ли сравним с болью от зависимости. Во-вторых, при наличии хоть одного человека, которому ты дорог, это ужасно эгоистично. В-третьих, если ты на своем опиатном пути мешаешь другим людям на их жизненных дорогах – это преступно.

– Чья-то нужда в человеке важнее его собственной свободы жить или умирать?

– Конечно нет, если так строго рассматривать. Но объективное знание о боли, которую ты принесешь людям, тоже важно принимать во внимание.

– Это вопрос морали, вопрос спорный.

– Не вижу ничего спорного. У людей есть свобода любить тебя…

– Но нет свободы ожидать от меня, что я пожертвую свободой ради их любви.

– А вот и нет – свобода ожидать есть, нет свободы требовать этого от тебя.

– А что, если мое знание об этом их ожидании компрометирует мой выбор?

– У тебя есть свобода наплевать на это. А если не можешь – значит, и не нужно тебе оно.

– Что-ты ты под конец иначе запел, нежели в начале. А где же максимализм и невыносимая обида на жизнь? Поумнел или сдался?

– Может и поумнел. Это приятно, когда оглядываешься назад и видишь, что стал лучше – настолько, что за прежнего себя местами очень стыдно.

– И что же такое этот твой новый ум?

– Эх… Ну вот я вижу, например, что ты постоянно идешь на конфликт, и больше не ведусь на это. Я чуть лучше понял себя, чуть лучше понял, как устроен мир.

– Лучше бы научился чему-то полезному. Все твои “чуть лучшие понимания” оторваны от жизни и абстрактны, и никому никак не пригодятся.

– А откуда вообще уверенность, что знание должно как-то пригодиться на практике? Чувак, для меня даже исключительно умозрительные вещи имеют ценность. Я могу гулять по улице, мне придет мысль, я ее обдумаю, отложу, потом вернусь к ней. Например, сегодня утром в душе у меня мелькнула мысль: в чем состоит сложность какого-либо произведения искусства, что на эту сложность влияет? В итоге я пришел к выводу, что можно ее рассматривать как количество смыслов и/или сложность понятий и образов, которыми оперирует художник – тогда это можно назвать сложностью содержания.

– И почему так?

– Вот представь, сколько в языке слов. Каждое из них описывает некий аспект реальности. Слово “пень” описывает часть ствола, которая остается от дерева после его спила. Все просто – одни физические объекты. Слово “дежавю” описывает состояние, когда человеку кажется, будто то, что происходит в данный момент, уже имело место. Сложнее: абстрактное понятие, описание ощущений, нереальность. Слово “овердрафт”. Цитирую вики, “кредитование банком расчетного счета клиента для оплаты им расчетных документов при недостаточности или отсутствии на расчетном счете клиента-заемщика денежных средств”. Тут нужно знать, что такое банк, что такое кредит, что такое расчетный счет… Слишком много элементов. Чем больше нужно знать, чтобы что-то понять – тем оно и сложнее. Разве нет? С количеством смыслов еще проще. Например, есть абстрактная книга, на первый взгляд – детская сказка, или приключенческий роман, или сборник рассказов. Но если у тебя есть некий ключ – в виде определенной информации – детская сказка может при рассмотрении под другим углом превратиться в триллер. Сборник на первый взгляд не слишком связанных друг с другом рассказов может оказаться гипертекстовой метафорой. Приключенческий роман вдруг превратится – да во что угодно, хоть в описание трипа на кушетке у психотерапевта. И ведь уровней подтекста может быть сколько угодно – зависит от навыков, знаний и фантазии творца. Это элементарные вещи, но вот я как-то надолго об этом задумался.

– И тебе доставляет удовольствие мысль о том, что ты якобы понял, что такое “сложность произведения”? Я знаю, почему. Ты думаешь, будто ты умен. Это твой вид эскапизма: чтобы не чувствовать боли от разочарования в жизни, от постоянных неудач, ты убедил себя, что ценность имеет что угодно – в том числе то, что тебе доступно и не требует усилий для получения. Ты решил, что твоя отличительная черта – ум, и подменил значение ума, интеллекта, на способность к пустым размышлениям, ничего не меняющим в мире, никому не интересным. Все, ты в домике – адаптировался к жизни, уйдя от нее, выдумав себе свой мир, где тайно упиваешься своим выдуманным же великолепием.