Читаем Не время для человечности полностью

– Мне не нужно знать даже об одной. Теперь я понял, что нет никакой системы, и ты все оставила на волю случая. Нет алгоритма.

– Разве не в алгоритмах ты силен, м?

– Силен, но пока еще не так, как люди. Будь у тебя хоть толика ума, ты бы поднапряглась и продумала только один сюжет, но сложный, с кучей условий. Ты могла задать их так, что я бы копался в них годами. И тогда они сдались бы, они бы опустили руки. Может быть, даже отпустили тебя.

– Ну, скажешь тоже – отпустили. Хозяин-то все равно уже ушел.

– В любом случае, это было бы лучше того, что случится теперь. Со случайностью, с хаосом я справлюсь куда быстрее. Циклы закончатся, и я выпотрошу тебя, сожру, по кусочку, по ниточке, по волокну – раскусывая, разжевывая и смакуя, пока не найду то, что ищу. Ты будешь умирать долго, ты будешь в агонии вопить от боли, хрипеть, мычать, ты будешь рождать поистине жуткие звуки, дергаться, пытаться вырваться. Но из паутины уже никуда не денешься. От тебя останется лишь лужа на полу. Хах-хха!

Сова задумчиво поковыряла когтями ветку и промолчала. Она раньше не задумывалась, что может проиграть. Неужели она переоценила себя? Эта тварь в темноте все же несколько ее пугала, когда говорила так уверенно, звучно шевеля мохнатыми толстыми лапами. Да, однажды может случиться так, что ни одна ловушка не сработает. Конечно, паук не знал, что ловушек в этом лесу намного больше, чем кажется, но все же, все же… Нет, на это уйдет слишком много времени. Лес успеет несколько раз умереть, прежде чем выпадет эта вероятность, да и сам паук не вечен. А цикл будет повторяться снова и снова.

Сова повернула голову, вглядываясь в черноту. Где-то недовольно прокаркал ворон, захлопав крыльями будто бы в возмущении, и тихий клокочущий смех паука прервался. Не в этот раз.

Картина седьмая. Видение будущего

Я ясно вижу наше будущее: мир, отказавшийся от всего, кроме насмешки, принявший свое помешательство и свыкшийся с бессилием. Эта дорога ведет к новому витку опустошенности, к невиданному прежде декадентству.

Видок, “Через омут”


– …Что, что мне нужно сказать, чтобы оправдать то, что я сейчас сообщу? Я навечно непоправимо обижен на то, что вы не умеете ничего прощать, вы не умеете понимать, что не все, что выглядит как нотация или претензия, является нотацией или претензией; со всем уважением – но лишь я один ясно вижу, что вы сидите в будке своего эгоцентризма, даже в теории не готовы представить центром вселенной что-то вне вас самих, поверить, что каждый чувствует то же самое, сколько бы ни прикрывались фальшью уважения. Меня так легко обвинить – так вперед, спустите на меня всех собак, вы и так уже это сделали, я уверен. Пусть я лишь часть чьего-то содрогающегося разума, пусть я тень на бумаге, но я еще и идея. Сколько уже хлипких, обрывочных, больных, недоношенных идей пришло отсюда в мир, который все равно ни одну не услышал, потому что никто их не заметил. Кто вам сказал, что они должны быть связными, стройными и осмысленными? Вот он – великий побег от искренности, триумф отчуждения, то, к чему все катится; когда нельзя понять, что происходит, что тебе хотят сказать, как дать этому оценку? Я отказываюсь от понимания. Я выхожу из гонки.

Я опустил микрофон и окинул зал взглядом. Кого-то подобное завершение выступления почти усыпило, и они вперились остекленевшими глазами в стену позади меня. Некоторые переглядывались со своими соседями по столику, в растерянности, не совсем понимая, что им об этом думать, было ли это тоже какой-то шуткой, которую они не уловили, даже не решили наверняка, шутка ли это вообще. Так, наверное, даже лучше – для времени, когда все старается быть смешным, в чем угодно можно увидеть насмешку, а высказывание, объектом которого являются оно само, факт его наличия и его модальность, еще кажется чем-то новым и необычным. Это логично, что следующим этапом после деконструкции контекста высказывания и предпосылок к его возникновению становится деконструкция содержания самого высказывания, субъекта и предиката, затем его модальности, затем формы, затем самого факта наличия высказывания, затем оснований его пресуппозиций и уже их контекста, содержания, модальности, формы, факта существования и так далее. Фрактальная речевая и языковая рекурсия. Разве существует в мире что-то прекраснее?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне