Не время паниковать

Зеки посмотрел на меня и кивнул.

— Я просто пытаюсь понять, как я мог натворить такое и быть при этом хорошим человеком. Ведь намерения-то у меня были хорошими?

— Ну конечно, — ответила я.

— И у нас получилась отличная вещь, — продолжил Зеки, и теперь его голос звучал немного увереннее.

— Не просто отличная, а самая лучшая, — поддержала его я.

— И она просто живет своей жизнью, — сказал Зеки. — И будет жить своей жизнью что с нами, что без нас.

Я понимала, что он говорит это сам для себя, что ему важно знать, что он не плохой человек. И за это я его любила, несмотря даже на то, что из-за этого мое собственное отношение к себе немного ухудшилось. Потому что меня перестало волновать, плохой я человек или хороший. Просто… перестало, и всё.

Тем временем информация о постере распространялась все шире. Сложно объяснить тому, кто рос в эпоху интернета, насколько это было тогда необычно, ведь даже для того, чтобы новость о некоем событии просто дошла до меня, его масштаб должен был раз в пять превышать количество времени, уделяемого ему на телевидении, на радио и в газетах. Это ведь было за несколько лет до того, как вся цепь событий того лета была представлена в «Неразгаданных тайнах», в «Печатной копии» и в «20/20», показана в сериале «Шоу в субботу вечером», где выясняется, что Харрисон Форд тоже вешал постеры, хотя обвинял в этом некоего однорукого мужчину; а также до выхода телефильма «Окраина: история Паники в Коулфилде» и состоящего из двадцати семи песен концептуального альбома группы «Флейминг Липс»[29] под названием «Лачуги золотоискателей». Это было до того, как бренд уличной одежды XLARGE создал целую линию одежды с нашим постером. До того, как японский бренд «Бэйзинг Эйп»[30] создал почти такую же линию одежды с нашим постером пятью годами позже. До того, как серия статей в «Нью-Йорк таймс» о Панике в Коулфилде получила Пулитцеровскую премию. До того, как семеро не имеющих друг к другу отношения человек взяли на себя ответственность за наш постер, и потом в порядке судопроизводства их утверждения были опровергнуты. До того, как у постера появилась собственная страница в «Википедии», и до появления в нулевые годы сайтов окраинаэтолачуги. com, мыбеглецы. com и законпонамизголодался. com, соответствовавших названиям трех эмо-групп нулевых годов двадцать первого века. До того, как на афише боев без правил появилась информация, что надпись на постере взята из так и не увидевшего свет ролика Последнего воина[31], и до того, как люди потратили годы на поиски этого ролика. До того, как ритейлеры «Урбан Аутфиттерс» стали продавать принт постера по сорок пять долларов за штуку. До того, как знаменитый нью-йоркский шеф-повар открыл ресторан «Изголодавшиеся», который специализировался на жареной курятине и продержался меньше года. И до того, как огромная толпа граждан крошечной восточноевропейской страны сбросила свое коррумпированное правительство и, скандируя по-английски фразу «Мы — беглецы», пошла на штурм президентской резиденции, и одна из восставших, молодая женщина, честно говоря слишком симпатичная, чтобы воевать с коррумпированными правительствами, подняла плакат с этой же фразой, и фотография этой девушки с плакатом стала культовой и попала на обложку журнала «Ньюсвик».

Это произошло до всех этих событий, которые мне понять намного сложнее, чем события нашего лета, хотя я и в них мало что понимаю, поскольку они до сих пор кажутся мне сном. Моя собственная жизнь до сих пор кажется мне сном. Потому что каждый раз, когда я сомневаюсь в реальности своей жизни, я автоматически возвращаюсь в то лето, снова и снова прокручиваю его в своей голове и до сих пор не могу сказать с уверенностью, что какое-либо из тех событий действительно происходило. Единственным доказательством является тот факт, что я по-прежнему здесь. И постер по-прежнему здесь. Я могу быть в этом уверена, потому что храню оригинал, на котором моя и Зеки кровь. И когда я теряю ощущение себя, когда начинаю дрейфовать где-то вне своей жизни, я беру оригинал постера, снимаю с него копию у себя в кабинете, иду куда глаза глядят и вешаю там эту копию. И тогда понимаю, что моя жизнь реальна, потому что от моего настоящего через все мое прошлое протянута нить к тому лету, когда мне было шестнадцать и весь мир открывался передо мной и я шла сквозь него.

Глава десятая