Не время паниковать

Коулфилд ничего собой не представлял. О нем почти нечего было сказать. Он был городом-деревней и этим походил на множество других таких же городов-деревень середины девяностых: тут были «Уолмарт» и фастфуд, райончики с домами разного уровня достатка, затем шли бесконечные поля, засеянные соей. Сюда приезжали, либо чтобы навестить родных, либо по делам завода «Тойота» или инженерно-технической базы военно-воздушных сил, расположенной через несколько городков от Коулфилда. То, что было у нас, было везде, и кому это интересно? Тем удивительнее превращение Коулфилда в город, вызвавший всеобщий интерес. Благодаря нам и тому, что мы сделали.

В то лето Коулфилд стал для многих людей обязательным для посещения местом. Студенты колледжей, красивые и загорелые, всегда немного навеселе или под легким кайфом, наезжали к нам из Джорджии и Северной Каролины, высыпáли из машин и как бы просто гуляли по городу. На самом деле они искали постеры и, увидав их, крали или фотографировали. Отель «Роял Инн», в котором раньше селились только строительные рабочие и всякие сексуальные извращенцы, был теперь постоянно забит под завязку, а вокруг его бассейна, который руководству отеля даже в голову не приходило заполнять водой, одна за другой гремели вечеринки. Старые хиппи доставали из своих автодомов сумки-холодильники с промокшими сэндвичами и оранжевой газировкой, располагались на пикник в городском парке и наблюдали за теми, кто приклеивал или, наоборот, сдирал постеры. Из соседних округов к нам приезжали подростки в футболках с «Напалм Дет», Мэрилином Мэнсоном, «Саундгарден» и «Корн»[32]; в руках у подростков были наши постеры, и они искали, где бы их повесить.

Бети Поузи, глубоко беременная, что было для меня непредставимо в такую жару, крохотная, как куколка (хотя и моя ровесница), только с гигантским животом, поставила стол и продавала копии нашего постера. По доллару за штуку. У нее были персонализируемые варианты с закрашенным белой замазкой словом «беглецы», чтобы на это место можно было вписать свое имя, затем повесить такой постер и на его фоне сфотографироваться. Ее бывший парень, Дэнни Хаусен, готовившийся стать профессиональным рестлером, изготовил постеры, на которых вместо кроватей с детьми нарисовал Барта Симпсона, Элмо и логотип «УТ Волс»[33].

Все это немного напоминало музыкальный фестиваль «Лоллапалуза», мероприятие, растянутое на весь день, однако за всем этим чувствовалось напряженное ожидание чего-то, что должно случиться. И разумеется, время от времени что-то случалось. Кто-то поджег дерево на площади, и оно сгорело дотла еще до прибытия пожарной команды. Кто-то заметил черный фургон на парковке у супермаркета «Бай-Лоу», и вот уже целый отряд горожан бейсбольными битами и молотками не оставляет от него живого места, и копам приходится всех этих горожан разгонять. А у городского бассейна какой-то мужик швырял в толпу фальшивые золотые монеты и разглагольствовал о том, что золотоискатели — прислужники дьявола, и Лэтрелл Данвуд пытался этого мужика утопить, и перепуганные спасатели вшестером еле смогли его удержать. «Борцы с плакатами», скорчившиеся на платформе пикапа c громадным дорожным просветом, разъезжали по городу и грозились убить каждого, кто хотя бы чуть-чуть похож на беглеца или золотоискателя. Вывеска на пресвитерианской церкви вопрошала: «Бог по вам изголодался?», на что Зеки спросил: «Разве не следовало написать: „Вы изголодались по Богу?“», на что я ему ответила: «Зеки, прошу тебя».

Это был какой-то абсурд.

Невозможно передать, насколько это было странным и необычным. Сейчас в интернете полно видосов про то лето, на которых видно, как люди бесцельно шатаются и выкрикивают мои слова с постера. Сорванные и выброшенные листы порхают на ветру и устилают собой улицы, потому что людям плевать, висят они или валяются.

И от этого пробирало до костей.

Мы с Зеки колесили по городу. Я тратила на бензин все свои деньги. И всякий раз, как я видела постер, я даже не задумывалась. Это превратилось в рефлекс. Я просто знала. Они мои. Или мои и Зекины. Какая разница?

И еще было очень обломно оттого, что эта вещь принадлежит нам, но никто кроме нас этого не знал.

Они считали, что она принадлежит всем, и мне тоже захотелось утопить кого-нибудь в городском бассейне или поджечь. Мне хотелось, чтобы наш постер трогал людей, чтобы они обращали на него внимание, и вовсе не хотелось, чтобы они его лапали и пытались на него претендовать. Но разве можно было этому воспрепятствовать? Мы лишь старались наделать побольше копий, чтобы не утратить прав на то, что жило внутри нас.