— Дело вот в чем, солнышко. Если тебе что-то полюбилось, ты не слишком задумываешься о том, как это создавалось и какие этому сопутствовали обстоятельства. Просто любишь это, и все. И тогда это становится твоим, и только твоим, понимаешь?
— Это звучит очень по-философски, — заметила я.
Не знаю, почему про вещи, казавшиеся мне немного непонятными, я все время говорила, что они «философские». Если честно, то ни в колледже, ни в средней школе у меня не было ни одного занятия по философии. И все равно я иногда говорю это, когда испытываю беспокойство, столкнувшись с чем-то, чего не понимаю.
— Ну да, у тебя довольно неглупая мама, — ответила она, улыбаясь. — А теперь, прошу тебя, заткнись. Следующая песня про его знакомого парня, которого убили при попытке ограбления, и клянусь, если ты снова попытаешься испортить мне удовольствие, я…
— Молчу, — сказала я и поцеловала ее в щеку. — Спасибо, мама.
— Пожалуйста, солнышко, — ответила она и мысленно вернулась туда, где ей было так хорошо.
Итак, на следующий день мы с Зеки отправились в Мемфис, загрузив автомобиль газировкой «Маунтин Дью», чипсами «Голден Флейк» и тремя коробками «Шугар Бейбис». Зеки поставил кассету рэперов «Три Сикс Мафия»[45]
(потому что они из Мемфиса), и, честно говоря, когда я услышала эти зловещие фортепианные аккорды, то подумала: «О, супер, напоминает наш постер». В их текстах присутствовали всякие жуткие образы и тема поклонения дьяволу (я не знала, что рэп такие темы затрагивает), но, когда они принялись нецензурно выражаться по поводу женского тела, мы с Зеки густо покраснели, я поставила «Гайдид Бай Войсис», и мы стали слушать песни в исполнении Роберта Полларда[46]. Я слушала и думала: «Да, да, да!» Подростку так мало надо, чтобы поверить, что вот, нашелся кто-то, кто по-настоящему его понимает. Что не мешает ему постоянно думать, будто никто его понять не способен. Прекрасное чувство.В средней части Теннесси сплошные равнины. Мы ехали и ехали, и небо над нами было идеально синим, и было так классно, пусть и всего на несколько часов, выехать из города, в котором я жила всю жизнь. В рюкзаках мы, естественно, везли Окраину (она раскинулась на листах бумаги желтоватого оттенка), и в этот промежуток времени, в машине, всего-навсего перемещаясь из одной точки в другую, я была счастлива. Зеки рассказал мне об одной своей преподавательнице, женщине за шестьдесят; она была скульптором, и одну из ее работ выставил у себя нью-йоркский Музей современного искусства. Так вот, на занятиях она сидела в мягком кресле с откидывающейся спинкой, практически с него не вставая, и вызывала к себе учеников по очереди, чтобы те показывали ей свои работы. Она подносила их к свету, вглядывалась, прищурившись, и произносила: «Почти», «Не совсем», «Неплохо» — и отправляла ученика на место. Зеки сказал, что с точки зрения передачи знаний, обучения технике и теории это была катастрофа, но ему очень нравилась сама ситуация, когда можно над чем-то работать, вложиться в свое произведение без остатка, а потом идти к преподавательнице, словно к оракулу, и просто стоять и ждать своей участи.
И вот мы в Мемфисе. Он оказался довольно запущенным, с огромными колдобинами и кучами мусора, однако Зеки был счастлив. Мы незамедлительно взяли по хьюи-бургеру, и он оказался таким вкусным! Еще вкуснее он был оттого, что Зеки, впиваясь в него зубами, все приговаривал от наслаждения: «М-м-м-м… как я соскучился по хьюи!», словно вернулся с войны или типа того. Была там когда-то белая стена, вся испещренная граффити, изрисованная черными фломастерами и исписанная надписями вроде «Карен и Джим были здесь 07/06/1996» и «Это М-сити, детка!». Я достала из рюкзака постер, но передумала, схватила фломастер и написала на стене наш текст, после чего Зеки сделал небольшой набросок рук. Поколебавшись, приписал «Зеки и Фрэнки» и с улыбкой на меня взглянул.
— Эту стену постоянно закрашивают, чтобы начать заново. Все это скоро исчезнет, — пояснил он.
Я коснулась пальцами стены и провела ими по нашим именам.
Потом мы бродили по зоопарку, глазея на слонов и обезьян, однако животные выглядели заторможенными, будто обдолбанными лекарствами. Купили мороженого «Диппин Дотс», изготовленного по космической технологии и состоящего из замороженных жидким азотом гранул, сидели на скамейке в «Кошачьей стране», наблюдали за тиграми, которые расхаживали за ограждением, потягивались и пристально вглядывались в пространство. Если я смотрела на тигра слишком долго, полосы на его туловище сливались, как на плакате «Волшебный глаз», и я размышляла, что случится, если залезть за ограждение и попытаться потрогать тигра. Представила себе, как зверь тащит меня за руку, повсюду кровь, а гранулы мороженого тем временем растворялись у меня на языке.