Не время паниковать

— Котенок, и ты расстроилась, когда он тебе это сообщил? И поехала домой? — спросила мама.

— Ну да… и, наверное, я ехала слишком быстро или просто не следила за дорогой. Я точно не помню, мама.

— Ну конечно… конечно, ты можешь об этом и не помнить. Но… Фрэнки? Солнышко, не могла бы ты на меня посмотреть?

— Я и так на тебя смотрю.

— На самом деле ты смотришь мимо меня, сантиметров двадцать в сторону, это не страшно, мы спросим об этом у доктора, когда он придет тебя проведать. Но мне надо кое в чем убедиться. И, если захочешь, ты можешь мне рассказать. Можешь рассказать мне обо всем.

— Ладно, — ответила я, зная, что обо всем ей не расскажу. Очень многое останется при мне.

— Ты врезалась в дерево не специально? Не потому, что расстроилась из-за Зеки?

— Нет, конечно! — поспешно ответила я, потому что это и в самом деле было не так. Все было гораздо сложнее, но я не хотела в это вдаваться. — Мама, конечно же нет. Я даже… Мам, я не знаю. Но покончить с собой я не пыталась.

— Ох, солнышко, мне даже слышать от тебя это больно. Зеки — милый мальчик, но, Фрэнки, ни в коем случае даже не думай кончать с собой из-за мальчика. И вообще из-за чего-либо. На свете нет ничего такого, из-за чего стоило с собой кончать. Твой отец ушел от меня и завел новую семью. Но я же не покончила с собой из-за этого.

— Мама, — сказала я, внезапно почувствовав ужасную усталость, — мне не хочется говорить сейчас об отце.

— И не будем, солнышко. — Мама зашмыгала носом, из ее глаз брызнули слезы. — Я просто… Ты самая красивая, замечательная и странная. Ты самая изумительная на свете. И ты просто обязана жить достаточно долго, чтобы остальные в мире это поняли, ладно? Ты обязана жить.

— Мама, я попробую, — ответила я и снова заплакала.

— Солнышко, лет через десять, когда ты будешь жить в каком-нибудь другом городе и будешь успешна и счастлива, ты про это лето не будешь даже вспоминать.

— Думаю, что буду.

— Хорошо, вспоминать будешь, но оно не будет казаться тебе таким важным, как сейчас.

Затем события развивались довольно быстро. После убийства Кейси Рэтчета и последовавших беспорядков полиция, прибегнув к помощи соседних округов, две недели никого не впускала в Коулфилд. Тот, кто не проживал в Коулфилде, не мог в него попасть, если только не занимался доставкой необходимых товаров вроде продовольствия и горючего. Губернатор штата Теннесси объявил чрезвычайное положение. К тому времени нашлись задокументированные свидетельства появления нашего постера в каждом из штатов США и как минимум в тридцати зарубежных государствах, а уж Коулфилд и подавно был по-прежнему снизу доверху увешан его копиями. На телеканале «Эй Би Си Ньюс» вышел большой посвященный ему сюжет. Зрителям, в частности, сообщили, что какой-то мужчина в Денвере, в Колорадо, страдавший раком в терминальной стадии, покончил с собой, оставив предсмертную записку, содержавшую лишь строчки из постера. В Нью-Йорке кто-то расклеивал огромные копии постера на Таймс-сквер, и хипстеры по приколу спешили сфотографироваться с ними, пока их не содрали. Женщина из города Хиллсборо, в Северной Каролине, заявила, что фразы на постере взяты из неопубликованного произведения ее покойного супруга, написавшего сотни эротических романов под псевдонимом Дик Пейн. Кроме того, корреспонденты взяли интервью у нашего мэра, который поведал, что по-прежнему убежден в дьявольской природе постера, и выразил надежду, что неизвестных из того самого черного фургона найдут и предадут суду. Четыре года спустя выяснится, что у него есть вторая семья в Ноксвилле, которая затем переедет в Коулфилд и заживет с его первой семьей в странной гармонии, и мэр пробудет мэром еще долгие годы, пока не умрет от обширного инфаркта в баке для макания[52] на окружной ярмарке.