Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)

«Мы все утро ждали ее, потом хотели отправиться в Кепеник, в лагерь, но пришли к вам».

Мать, по-видимому, уже немного отдохнула. Придуманная история о ноге, поврежденной во время налета, была достаточно убедительной.

«Ну вот и хорошо, подождите ее здесь. Наверное, фрау Нихоф задерживает что-то важное. А Рольф ужасно обрадуется, когда тебя здесь увидит».

«А вдруг Кэте перевели на работу в Губен?» — предположил я.

«Она бы сразу дала нам знать. Она же знает наш адрес!» — отмахнулась мать.

«Если это произошло неожиданно и быстро, то она, наверное, не успела нас предупредить».

«Не беспокойся, мой мальчик. Здесь для вас тоже места хватит. Дом-то ведь громадный, для большой семьи был построен. Когда наешься, можешь осмотреть его», — сказал Редлих и добавил: «Порой так случается, что обязательно нужно помочь кому-то. И самое скверное, когда не на кого положиться».

Он налил себе остаток кофе, от которого отказалась мать. Затем, поставив на стол пустую чашку, снова обратился ко мне:

«Сейчас мы оставим твою маму одну. Пусть она немного поспит. А ты поможешь мне смастерить шины для ее ноги. Или ты хочешь сперва наверх подняться?»

«Ах, это успеется», — возразила мать. — «Да мне и спать не очень хочется».

«Как хотите. В любом случае — я буду в гараже. У меня там мастерская».

Он медленно поднялся.

«Но если вы все же хотите уйти, скажите мне. Тогда и шины мастерить ни к чему».

Редлих вышел. Услышав, как хлопнула входная дверь, мать сказала:

«Он с самого начала нас раскусил. Интересно знать, как скоро здесь появится гестапо», — произнесла мать с таким вялым безразличием, что мне стало не по себе.

«Ты же обещала мне, что мы пробьемся», — напомнил я.

«Совершенно верно. Если что-то пообещал, надо держать слово. Ты прав. Поищи-ка где-нибудь полотенце. Эта грелка со льдом как огонь жжет».

Когда я вернулся в комнату с полотенцем в руке, мать попросила отрезать ей еще немного колбасы. Ей явно нравилось, что за ней ухаживают. Я с облегчением вздохнул. Слава Богу, ей, кажется, не приходит в голову снова куда-то бежать.

Набив желудки хлебом и колбасой (в основном хлебом, съесть без остатка колбасу мы не решились), мы стали ждать. Мать и в самом деле заснула. Я тоже задремал.

Я не слышал, как вернулся старый Редлих. В руках он держал пару довольно широких и тонких досок, соединенных куском парусины.

Я вопросительно взглянул на него, и он прошептал:

«Она должна накладывать шину только тогда, когда хочет двигаться. Но сперва нужно примерить. Возможно, мне придется кое-что поправить. Парусина хорошо держится, я прикрепил ее к дощечкам гвоздями. Посмотри, как это сделано. Гвозди забиты шляпками внутрь. А сверху еще один слой парусины, чтобы нигде не давило».

Когда мать проснулась, он примерил ей шину и еще пару раз сбегал в свою мастерскую. Наконец работа была закончена. Мать казалась вполне довольной.

«Вы должны это запатентовать», — сказала она с улыбкой.

Рольф явился домой, одетый по всей форме. Увидев нас, он был страшно удивлен.

«Откуда ты взялся? Мне кажется, я сплю и вижу».

Учтиво поклонившись, он поздоровался с матерью и спросил, указав глазами на ее ногу:

«Как это произошло?»

«Во время воздушного налета. Я чуть-чуть замешкалась у входа в бомбоубежище», — ответила мать и с улыбкой взглянула на Рольфа.

«А, понимаю. Янки застали вас врасплох, прежде чем ты успел вытащить свой кольт», — пошутил он.

Старый Редлих смотрел на сына взглядом, исполненным гордости.

«Сейчас я приготовлю всем нам поесть. Гемберги не застали фрау Нихоф дома. Не могут же они неизвестно сколько времени ждать ее на улице! Кто знает, может, ее задерживают какие-то обстоятельства. А может быть, как предполагает твой друг, ее и в самом деле направили работать в Губен. Тогда мы что-нибудь придумаем».

«Ты что, действительно имеешь дело с ручными противотанковыми гранатами?» — спросил я Рольфа, когда некоторое время спустя мы сидели в его комнате.

«Я получаю настоящую военную подготовку. На крайний случай»

«Скажи еще, что ты метишь в русские Т-34. Да их твоими ручными гранатометами и не пробьешь. А потом эти танки тебя самого в лепешку расплющат».

«Ну, тогда я пойду в морской флот».

Мы сидели рядом на его кровати. Он положил руку на мое плечо.

Я оглядел его с головы до ног.

«Ты теперь всегда так ходишь?»

«Да».

«Красивая форма. Ты, наверное, вожак в стае „юнгфольков“».

«Прекрати свои идиотские шутки, дурень! Кстати, где твоя форма?»

«Сгорела. Во время последнего налета».

«Разве тебя не учили? Форменную одежду нужно беречь пуще глаза. И при налете нужно прежде всего позаботиться о сохранности форменной одежды».

«При налете я сначала позабочусь о себе самом. Но еще раньше — о своей матери», — сухо сказал я. У меня не было никакой охоты продолжать эту бессмысленную игру в вопросы и ответы.

«Я бы сделал то же самое», — успокоил меня Рольф. — «Только прекрати, пожалуйста, дурачком прикидываться».

Он легонько ткнул меня кулаком в грудь. Когда мы спускались по лестнице в гостиную, Рольф сказал:

«Если захочешь, я мог бы взять тебя разок с собой. Наверное, это можно сделать. Впрочем, нет — ты же не уберег свою форму!»