Не все ли равно, что думают другие?

К вопросу о том, прослушивается ли номер: я ищу заглушки старых технических отверстий (как, например, в потолке душевой). Их пять штук, все под потолком – 15 футов. Без стремянки не обойтись, и я решаю их не обследовать. Но в углу моего номера, внизу, рядом с телефоном, имеется аналогичная большая квадратная пластина. Я чуть-чуть оттягиваю ее (один винтик там закручен не до конца). Мне редко доводилось видеть такое множество проводов – как внутри радиоприемника. Что это? Кто знает! Микрофонов я не видел; концы проводов были замотаны изолентой, как разъемы или выходы, которые уже не используются. Возможно, микрофон спрятан в изоляции. Ладно, отвертки у меня нет, и я не снимаю пластину, чтобы продолжить исследования. Короче, если мой номер не прослушивается, они расходуют попусту массу проводки.

Поляки – люди приятные, бедные, в одежде придерживаются как минимум (приближается суп!) умеренного стиля и т. д. Здесь есть приятные места для танцев с хорошими оркестрами и пр., и пр. Итак, Варшава не столь мрачна и уныла, как, по слухам, Москва. С другой стороны, на каждом шагу здесь сталкиваешься со своего рода бестолковой тупой отсталостью, присущей властям, – знаешь, вроде того, что, когда идешь в американскую иммиграционную службу за продлением документов, в центре невозможно обменять двадцать долларов. Пример: я потерял карандаш и хотел купить здесь в киоске новый.

– Ручка стоит один доллар и десять центов.

– Нет, я хочу карандаш – деревянный, с графитовым стержнем.

– Нет, только ручки за доллар десять центов.

– О’кей, сколько это злотых?

– За злотые вы купить не можете, только за один доллар и десять центов. (Почему? Кто знает!)

Мне приходится подниматься по лестнице за американскими деньгами. Протягиваю доллар и двадцать пять центов.

Киоскер не может дать сдачи – он вынужден идти к кассиру отеля. Чек на мою ручку выписывается в четырех экземплярах: один оставляет у себя киоскер, другой – кассир, а я получаю две копии. Что мне с ними делать? На обороте написано, что я должен сохранить их, чтобы избежать уплаты американской таможенной пошлины. Это ручка «Papermate», сделанная в США. (Тарелку из-под супа уносят.)

Вполне реальная проблема «власти против частного предпринимательства» обсуждается на слишком философской и абстрактной основе. Теоретически планирование может быть хорошим. Но никто никогда не постигнет причины тупости властей – и пока они этого не сделают (и не отыщут лекарство), все идеальные планы будут уходить в зыбучий песок.

Я не угадал, каким окажется дворец, в котором проводятся встречи. Я представлял себе старый, суровый, огромный зал века этак XVI. Я опять забыл, насколько сильно была разрушена Польша. Дворец абсолютно новый: мы заседаем в круглом зале с белыми стенами и позолоченными украшениями на балконе; на потолке роспись – голубое небо и облачка. (Прибывает второе. Я его ем – очень вкусно. Заказываю десерт: пирожное с ананасом, 125 г. Кстати, меню очень точное: «125 г» – это вес, 125 граммов. Там еще есть «филе сельди, 144 г» и пр. Я не видел, чтобы кто-нибудь проверял на весах, нет ли тут мошенничества; сам я не проверил, весил ли шницель по-венски 100 граммов.)

Конференция мне ничего не дает. Я ничему не учусь. Поскольку никаких экспериментов тут не проводится, эта область неактуальна, и в ней работает совсем мало интересных людей. Результат тот, что здесь имеется сборище придурков (126), а это мне вредно для давления: на полном серьезе произносится и обсуждается такая бессмыслица, что я вступаю в дискуссию вне официальных заседаний (скажем, за ленчем) всякий раз, когда кто-нибудь задает мне вопрос или начинает рассказывать о своей «работе». «Работа» всегда: (А) абсолютно невразумительна, (Б) неконкретная и невнятная, (В) нечто бесспорное, тривиальное и само собой разумеющееся, но полученное с помощью долгого и нудного анализа и представленное как важное открытие, или же (Г) утверждение, основанное на глупости автора, о том, что некий очевидный и достоверный факт, принятый и годами подвергавшийся проверке, на самом деле ложен (эти самые худшие: против идиота любые аргументы бессильны), (Д) попытка сделать нечто, по всей вероятности, невозможное, но, несомненно, бесполезное, которая, как в конце концов выясняется, завершается полным крахом (прибыл десерт, я его ем), или (Е) попросту ошибочна. В наши дни «в этой области» ведется «бурная деятельность», но «деятельность» эта состоит главным образом в демонстрации того, что итоги чьей-то предыдущей «деятельности» ошибочны, или бесполезны, или заводят в тупик. Это напоминает клубок червей, которые пытаются выбраться из бутылки, вновь и вновь переползая один через другого. И не потому, что тема сложная, а потому, что нормальные люди заняты другим. Напомни мне, чтобы я больше не ездил на конференции по гравитации!