Не все ли равно, что думают другие?

Космический шаттл «Челленджер». Топливный бак, по обе стороны которого расположены твердотопливные ускорители первой ступени, соединен с челноком орбитальным модулем, главные двигатели которого сжигают жидкий водород и жидкий кислород (© NASA)

Во время запуска две ракеты ускорителя на твердом топливе несколько минут разгоняют шаттл, а затем, отделившись, падают в море. Топливный бак отделяется на несколько минут позже – это происходит в более высоких слоях атмосферы – и распадается, падая на землю.

Местоположение и увеличенный вид монтажных соединений твердотопливного ускорителя

Твердотопливные ракетные ускорители состоят из нескольких секций. Есть два типа соединений, которые удерживают секции вместе: постоянные «заводские соединения» заделывают на заводе «Мортон Тиокол» в Юте, а временные «монтажные стыки» заделывают перед каждым полетом – «в поле» – в Космическом центре им. Кеннеди во Флориде.

Самоубийственное решение

Возможно, вы знаете, что космический шаттл «Челленджер» потерпел крушение во вторник, 28 января 1986 года. Я видел взрыв по ТВ, и меня потрясла трагическая гибель семи человек, но о технических деталях я не слишком задумывался.

Я читал в газетах о шаттлах, о том, что они поднимаются в космос и возвращаются обратно, однако меня слегка беспокоило, что ни в одном научном журнале я ни разу не видел результатов каких-либо испытаний шаттла, а ведь они наверняка были очень важны. Потому я не уделял шаттлу особого внимания.

И вот через несколько дней после катастрофы мне звонит глава НАСА Уильям Грэм и просит меня войти в комиссию по расследованию того, что произошло с шаттлом! Доктор Грэм сказал, что был моим студентом в Калтехе, а впоследствии работал в «Хьюз эркрафт компани», где я читал лекции по средам.

Я все равно никак не мог его вспомнить.

Когда же я услышал, что расследование будет в Вашингтоне, то моей мгновенной реакцией было отказаться – у меня принцип даже не приближаться к Вашингтону и не иметь никаких дел с правительством, так что я сразу же подумал: «Как бы мне отвертеться?»

Я позвонил своим друзьям, Элу Хиббсу и Дику Дэвису, но они объяснили мне, что расследовать катастрофу «Челленджера» очень важно для страны и что мне следует согласиться на предложение.

У меня оставался последний шанс: убедить жену.

– Послушай, – сказал я, – это может делать кто угодно. Они найдут кого-нибудь еще.

– Нет, – сказала Гвинет. – Если ты откажешься, то там будет двенадцать человек, и так все вместе, группой, они станут расхаживать туда-сюда. Но если ты присоединишься к комиссии, то одиннадцать человек – группой – будут расхаживать туда-сюда, а двенадцатый будет всюду бегать и проверять все, что необычно. Может, ничего необычного и не будет, но если что-то будет, то ты это найдешь. – И добавила: – Никто, кроме тебя, не может сделать это так, как ты.

Поскольку скромностью я не отличаюсь, то я ей поверил.

Что ж, первое, что надо выяснить, – что стряслось с шаттлом. Но есть и второе – выяснить, что не так с самой организацией НАСА. А значит, возникают такие вопросы: «Должны ли мы продолжать затею с шаттлами или лучше перейти на ракеты одноразового использования?» Затем появляются еще более важные вопросы: «А что дальше?», «Какими должны быть наши будущие цели в космосе?»

Ясно было, что комиссия, начавши с попытки выяснить, что произошло с шаттлом, закончит как комиссия, пытающаяся определять национальную политику, и ее деятельность будет длиться вечно!

Я занервничал. И решил уйти из комиссии через полгода, независимо ни от чего.

Но кроме того, я принял и еще одно решение: пока я расследую причины катастрофы, я не должен заниматься ничем другим. До начала работы в комиссии я играл с несколькими физическими проблемами. Имелся и вычислительный курс в Калтехе, который я вел вместе с другим профессором (он предложил завершить курс). И еще я собирался давать консультации «Синкинг машинс компани» в Бостоне (они сказали, что подождут). Моей физике тоже пришлось подождать.

К этому моменту уже наступило воскресенье. Я сказал Гвинет:

– Я собираюсь на полгода покончить с собой, – и поднял телефонную трубку.

Голые факты

Когда я позвонил Грэму и согласился, он еще точно не знал, чем все-таки будет заниматься эта комиссия, под чьим руководством и даже примут ли в комиссию меня. (Надежда все еще оставалась!)

Но на следующий день, в понедельник, в четыре часа дня, зазвонил телефон: «Мистер Фейнман, вы приняты в комиссию», – которая тем временем уже стала «президентской комиссией», возглавляемой Уильямом П. Роджерсом.