Не все ли равно, что думают другие?

Вероятно, мистер Роджерс, не будучи техническим специалистом, не понимал, что его слова полностью противоречит истине. «Титан» – непилотируемая ракета – и близко не имел того количества приборов контроля, как у шаттла. У нас имелись телевизионные изображения, показывающие пламя, выходящее сбоку от ракетного ускорителя за несколько секунд до взрыва; а все, что мы можем видеть на фотографиях «Титана» генерала Кутины, – только маленькую, крошечную вспышку, – и он сумел, исходя из этого, что-то понять.

Мистер Роджерс говорит:

– Я организовал нам поездку во Флориду в следующий четверг. Там у нас будет брифинг с официальными лицами НАСА, и они устроят нам экскурсию в Космический центр им. Кеннеди.

Я уже вижу картину визита царицы в потемкинскую деревню: все организовано – нам покажут, как выглядит ракета и как ее собирают. Но так ведь не узнаешь, как оно все обстоит на самом деле.

Тогда мистер Армстронг говорит:

– Мы не можем рассчитывать на проведение такого же технического исследования, как генерал Кутина.

Меня это сильно обеспокоило: как мне представлялось, если я что и смогу сделать, так это как раз техническое исследование! Я не знал точно, что он имеет в виду: возможно, он хотел сказать, что вся техническая работа будет проделана НАСА.

Я начал предлагать то, что мог бы сделать я.

Я добрался до середины своего списка, и тут входит секретарь с письмом на подпись для мистера Роджерса. В промежутке – меня просто заткнули, и я ждал, пока можно будет вернуться к моему списку – разные другие члены комиссии предлагали работать со мной. Потом мистер Роджерс продолжает заседание, но просит выступить кого-то другого – словно по рассеянности запамятовав, что меня прервали. Поэтому я опять вынужден просить слова, но, когда я снова начинаю говорить о своем, происходит другая «случайность».

Фактически мистер Роджерс объявил заседание закрытым, когда я только добрался до середины! Он еще раз высказал свои опасения, что мы так никогда и не выясним, что же на самом деле произошло с шаттлом.

Это было крайне обескураживающим. Сейчас это трудно понять – ведь НАСА потребовалось по крайней мере два года, чтобы вернуть шаттл на трассу. Но в то время мне казалось, что это вопрос нескольких дней.

Я подошел к мистеру Роджерсу и сказал:

– В следующий четверг мы едем во Флориду. Это означает, что мы будем сидеть без дела пять дней: что мне делать эти пять дней?

– Ну, что бы вы делали, если бы не были в комиссии?

– Я собирался поехать в Бостон консультировать, но я это отменил, чтобы работать на сто процентов.

– А почему бы вам не отправиться на пять дней в Бостон?

Этого я принять не мог. Я подумал: «Я уже умер! Вот проклятие, оно неправильно функционирует», – и направился в свой отель, чувствуя себя опустошенным

Потом я подумал о Билле Грэме и позвонил ему.

– Послушайте, Билл, – сказал я, – вы меня в это втянули, теперь вы должны меня спасти: я совершенно подавлен, я этого не вынесу.

Он говорит:

– Что случилось-то?

– Я хочу что-нибудь делать! Я хочу походить, поговорить с инженерами!

Он говорит:

– Конечно! Почему нет? Я устрою для вас поездку. Вы можете поехать куда захотите: в Джонсон, в Маршалл, а можно и в Кеннеди.

Я подумал, что в Кеннеди не поеду, потому что это будет выглядеть так, словно я спешу все узнать вперед других. Салли Райд работала в Джонсоне и предложила поработать вместе со мной, поэтому я сказал:

– Я еду в Джонсон.

– Прекрасно, – говорит он. – Я скажу Дэвиду Эчесону. Он личный друг Роджерса и мой друг. Я уверен, что все будет о’кей.

Через полчаса мне звонит Эчесон.

– На мой взгляд, это блестящая идея, – говорит он, – я так и сказал мистеру Роджерсу, но он говорит «нет». Просто не понимаю, почему мне не удается его убедить.

Тем временем Грэм придумал компромисс: я останусь в Вашингтоне, а он попросит людей прийти в его офис в НАСА, тот самый, который прямо напротив через улицу от моего отеля. Со мной проведут такой брифинг, как мне желательно, и мне не придется бегать туда-сюда.

Потом мне звонит мистер Роджерс: он против компромисса Грэма.

– Мы все едем во Флориду в следующий четверг, – говорит он.

Я на это отвечаю:

– Если идея в том, что мы сидим и слушаем брифинги, то это не для меня. Я могу работать гораздо эффективнее, если напрямую поговорю с инженерами.

– Мы должны действовать организованно.

– На данный момент уже было несколько заседаний, но до сих пор не определено хоть что-то, что нам делать!

Роджерс говорит:

– Так вы хотите, чтобы я побеспокоил всех остальных членов комиссии и созвал специальное заседание в понедельник, чтобы такие задания определить?

– Ну да! – Я полагал, что наше дело работать, и нас как раз нужно беспокоить… ну вы понимаете, о чем я?

И тут он, само собой, меняет тему.

– Я понимаю, вам не нравится ваш отель, – говорит он. – Позвольте мне поселить вас в хорошем отеле.

– Нет, спасибо, с отелем все прекрасно.

Довольно скоро он попытался опять вернуться к теме отеля, поэтому я сказал:

– Мистер Роджерс, меня занимает отнюдь не мой личный комфорт. Я пытаюсь заняться работой. Я хочу делать что-то!