Алексей Максимович лишился на минуту дара речи. Получалось, что вверенная ему дорога не только ни копейки от этой сделки не получит, но за рельсы будет расплачиваться дважды: перед Челябинском и перед Москвой. Где она взяла эти векселя, он не знал, но понимал, что задаром. И еще понимал, что погашены в МПС они наверняка на все сто процентов. Вот оно, неравенство.
А Евгения думала, что, если бы даже он поднял всю цепочку до самого Приморэнерго, все равно ничего бы не смог сделать. У него не было выхода ни на Арбитражный суд, ни на своего же министра. В теннис он с ними не играет, в бассейне не плавает, услугами одной и той же массажистки не пользуется. И за это приходится платить. Да, неравенство.
Евгения ждала, когда Алексей Максимович смирится с неизбежностью.
— Присылайте человека, подпишем договор, — вздохнул он и повесил трубку.
Теперь Евгении оставалось лишь сделать последний шаг. То, что любой груз по территории нашей страны можно перевезти бесплатно, в этом вы только что убедились. А можно ли сделать так, что за перевозку ваших цистерн вам еще и заплатят?
Что мы там говорили о Евклиде, Лобачевском, Гильберте, об искривлении пространства? Ерунда все это! Забудьте! Теперь речь пойдет о вещах вообще запредельных, и названия им наука пока не придумала.
Если в цепочке Горьковская железная дорога — Приморэнерго нет ни одного платежеспособного клиента, то где его взять?
Сложнейшая задача искривляет пространство вашего мозга, оно уплотняется, прогибается, лоб морщится, глаза сужаются, в пространстве образуются черные дыры, они засасывают вас в себя, и вы совершаете квантовый переход из количества в качество, а решение так и не найдено.
Вы проиграли.
А что для этого сделает Евгения?
Она откроет телефонный справочник.
Ну-ка посмотрим, кто здесь богатенький Буратино? Ну конечно же, Московский нефтеперерабатывающий завод в Капотне. Где твои пять золотых монеток? Ну-ка показывай! И звонит:
— Вы получаете серную кислоту из Ульяновска?
— Да, — соглашается богатенький Буратино.
— А сколько вы платите за перевозку? — вкрадчиво спрашивает лиса Алиса.
— Пять золотых монеток, — всхлипывает Буратино.
— А я с вас возьму три монетки. И охрана наша. Ну как, согласны?
Буратино, естественно, рад до смерти. Еще бы ему не радоваться! Аж две золотые монетки он сэкономил! И охрана по Стране дураков обеспечена, чтобы серную кислоту Карабас Барабас не выпил. Конечно, богатенький Буратино не догадывается, что в железнодорожном составе с его грузом будет и двадцать цистерн со спиртом, но какое Буратино до этого дело? Он ведь непьющий! И он говорит:
— Я согласен. Когда поставка?
— Как вам удобно.
— Очень хорошо.
— На днях к вам придет кот Базилио с договором. — Лиса Алиса кладет трубку и тут же звонит в Ульяновск по поводу спирта: — Георгий Константинович!
— Евгения Юрьевна!
— Я присылаю курьера.
— Жду!
Что вам еще непонятно в черных дырах и искривлении пространства? А! Откуда Евгения знает, что в нефтеперегонном процессе используется серная кислота?
Учиться надо было в школе хорошо!
Именно за это ее и не любил Малиныч. За ее пятерки в школе, за неравенство интеллекта, за кота Базилио, в которого она его превратила, за курьера и за многое, многое другое.
Около двенадцати они сидели в махонькой кухоньке офиса и пили чай: Таечка с миндальным пирожным, Малиныч с карамелью, Барсуков с «таком» (худеет), а Евгения с кусочками мацы.
— Это что? — брезгливо спросил Малиныч.
— Маца.
— Ты что, еврейка, что ли?
— Владимир Дмитриевич, какое у вас смелое, оригинальное мышление, — пропела лиса Алиса. — Вы, я вижу, любите чай. Могу ли я на этом основании предположить, что вы китаец?
Барсуков захохотал:
— Малиныч, ты Библию читал?
— Я читаю жировки, — надулся Малиныч. — За квартиру платить нечем.
— Если бы ты читал Библию, — как ни в чем не бывало продолжал Барсуков, — ты бы знал, что Моисей завещал евреям не есть дрожжевого хлеба, он вреден для здоровья. И не только для еврейского. Вот она и ест мацу, понятно?
Евгения посмотрела на часы.
— Без двух минут двенадцать. У меня такое чувство, что с ним что-то произошло, — обратилась она к Барсукову.
— Сколько раз он уже подводил! — возмутился Барсуков. — Помнишь, на Киевский не явился? И теперь вот сидим и как идиоты ждем! Откуда ты ему звонила?
— Из автомата на Арбате.
В это время раздался звонок.
Трубку схватила Евгения.
— Евгению Юрьевну можно?
— Кто ее спрашивает?
— Муж.
Это было так неожиданно, что она сразу даже его не узнала, а он не узнал ее.
— Евгению Юрьевну можно? — повторил голос.
— Миша, это ты?
— Ты не можешь сейчас со мной встретиться? Я стою на бульваре против твоего офиса.
Михаил ходил по аллее Гоголевского бульвара взад-вперед, засунув руки в карманы брюк. Увидев ее, остановился. То, что он не пошел навстречу, выдавало его нервозное состояние.
— Что случилось?
— Меня отстранили от работы.
— От следствия по Мокрухтину?
— От работы вообще. И от следствия по Мокрухтину в частности.
— Причина? — Евгения потянула мужа на лавку, не сводя с него глаз.
— Сегодня ночью оперативники убили того, кто искал тайник.