«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века

В декабре 1859 года московский военный губернатор П. А. Тучков писал министру финансов А. М. Княжевичу, что к нему поступили два рапорта квартального надзирателя С.-Петербургской полиции Телешева, «жалующегося на то, что московская полиция отказала ему в содействии к накрытию каких-то виновников по секретным поручениям, данных от Вашего Высокопревосходительства, министра внутренних дел и генерал-адъютанта князя Долгорукова <…> Имея честь сообщить о сем Вашему Высокопревосходительству, покорнейше прошу уведомить меня: действительно ли даны Телешеву в Москве секретные поручения, и можно ли допустить его к произведению накрытий, обысков и проч., по таким делам, о которых он не объясняет даже, в чем они состоят»[335]. Судя по раздраженному тону письма, петербургский чиновник — «столичная штучка» — навлек на себя неудовольствие местных властей вызывающей, по их мнению, манерой поведения — требовал содействия, не раскрывая деталей данного ему поручения. К тому же, как писал Тучков, он позволил себе «поступки, которые побудили к начатию о нем самом следствия». Княжевич поспешил уведомить Тучкова, что Телешову действительно выдан открытый лист «для обнаружения в Москве делателей фальшивых билетов», и просил отдать распоряжение, «чтобы чиновники московской полиции оказывали г. Телешеву законное содействие, не требуя от него кроме открытого листа других подробнейших объяснений». О цели секретного дознания, писал министр, «в подобных случаях принято за правило не входить даже с Высшими Начальствами в предварительные сношения, которые более или менее оглашаются между подчиненными лицами, при неосторожности сих последних, могут вредить успеху дела»[336].

В августе 1872 года пограничный комиссар майор В. Н. Смельский прибыл в Ковенскую губернию для расследования дела о ввозе в пределы Российской империи фальшивых билетов из-за границы. О своем визите к вице-губернатору Смельский доложил в Петербург следующее: «Он, несмотря на то, что я ему предъявил открытый лист министра, принял меня крайне сухо и, не дав мне даже руки при встрече, вынудил меня говорить с ним стоя, и что же он сказал мне: “Напрасно хлопочете; ничего не будет из Ваших работ; нечего искать в Ковенской губернии; да и кто Вы такой? Открытый лист ничего не значит; с подобными видами мало ли кто едет. У нас недавно тоже какой-то ездил по волостям, да бранил служащих должностных лиц. Вы должны иметь открытый лист от нас; и проч., и проч.” Словом, так много насказал, что я лишь только конфузился за него самого»[337]. Такой же прием ожидал майора и у губернского прокурора: «…и этот господин не оказал мне никакого пособия»[338].

В июне 1876 года Н. А. Юревич писал министру финансов о своей командировке в Ростов: «Подвергся я тама со стороны местных властей оскорблению и преследованию, — к чему не было с стороны моей никакого повода, кроме ходатайства об оказании содействия к исполнению возложенного на меня поручения»[339]. До получения из Петербурга телеграммы, подтверждающей личность чиновника по особым поручениям, надворного советника держали под караулом.

Впрочем, следует отметить, что образ действий некоторых государственных чиновников и полицейских чинов, приезжающих с полномочиями от министерства, действительно не отличался благонадежностью.