«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века

В покровительстве преступникам были замечены не только нижние чины полицейского ведомства, но и высокопоставленные чиновники. Майор Смельский в сентябре 1872 года отчитывался о своей командировке в Ригу: «Я узнал от таможенного жандармского полковника, что в Риге много фальшивых денег, доставляемых из Вильны, что несмотря на постоянную переписку с Виленскими властями, Виленская полиция не только не содействует к раскрытию этого зла, но еще как бы затемняет его»[359]. Губернские власти, по мнению майора, стремились замять дело разоблаченных фальшивомонетчиков: «Вильна так и хлопочет защищать Огинских и Мегатеров, и нет сомнения, что это по особому чьему-то желанию. Тут, я думаю, немало работают адъютанты: князь Огинский и граф Тышкевич, в особенности последний, который по непонятным обстоятельствам что год делается богаче и богаче»[360].

О случаях неблагонадежности некоторых представителей местных органов власти было известно на самом высоком уровне. В декабре 1882 года товарищ министра финансов П. Н. Николаев обращался к витебскому губернатору В. В. фон Валю с просьбой оказать особое внимание проводившемуся в г. Режицке расследованию о «заарестованом» в уездном Казначействе фальшивом сторублевом билете, поскольку получил сведения, «что будто бы в Режицком уездном полицейском управлении заинтересованы в том, чтобы потушить это возникшее дело»[361].

Коррумпированность провинциальных органов власти — это лишь одна из проблем, с которой приходилось сталкиваться чиновникам министерства финансов. В борьбе с «фабрикантами и переводителями» фальшивых денег им приходилось решать ряд специфических вопросов. К таковым можно отнести нехватку профессиональных кадров, сложности с подбором толковой и благонадежной агентуры на местах. Так, например, статский советник Сераковский писал из Варшавы в министерство финансов в августе 1880 года: «Неудовлетворительность состава Варшавской сыскной полиции, все агенты которой состоят из людей малоспособных, получающих ничтожное, от 12 до 15 рублей в месяц, вознаграждение и состоящих на службе 15 и более лет, делает невозможным производство розысков по Варшаве местными средствами»[362]. Сложностей добавляли и неповоротливость судебной системы, и нерасторопность местных администраций. Все это, вкупе с глубоко укоренившимся в народном сознании представлением о легкости и «не зазорности» такого заработка, создавало немалые трудности в искоренении нелегального производства денежных знаков.

Еще одной нешуточной проблемой, с которой приходилось считаться российским властям, была фальсификация российских денег зарубежными фальшивомонетчиками.

Глава 5 Заграничный «товар»

«Воровские деньги» иноземной работы появились в России как минимум с конца XVI — начала XVII века. А. С. Мельникова, известный специалист в области средневековой русской нумизматики, писала: «Из письменных источников достоверно известно, что подделки под русские копейки изготавливали датчане, голландцы, шведы»[363]. Фальшивые или иные «непрямые» монеты были обнаружены в ста двадцати восьми из трехсот, изученных исследователем, кладов, попавших в тайники начиная с правления Ивана Грозного и заканчивая первыми годами XVIII века[364]. Из массы фальшивых денег, найденных в кладовых комплексах, она выделила «три группы иностранных подделок: копейки с именем Ивана и Федора, которые, по нашему мнению, чеканились Английской Московской компанией между 1595–1600 гг., датские деннинги (начало чеканки 1619 г.) и «Нефедкины копейки» (после 1617 г.)»[365].

Если вопрос об эмитенте так называемых «западных» копеек с именами Ивана IV и Федора носит дискуссионный характер[366], то факт чеканки датскими мастерами в Копенгагене и Глюкштадте монет по образцу русских серебряных копеек не вызывает сомнения. Эти монеты с именем датского короля Христиана IV, а также с именами русских царей, получили название «деннинги». Их чеканили из талерного серебра по весовой норме, приближающейся к нормативной. Впрочем, через некоторое время датские монетчики перешли от подражания к прямой фальсификации русских монет, постепенно уменьшая их вес и пробу серебра[367].

В период Смутного времени во время шведской оккупации Новгорода (1611–1617) на Новгородском денежном дворе по распоряжению короля велась чеканка русских копеек-чешуек с уменьшенным весом[368]. По заключении Столбовского мирного договора (1617) шведы, покидая Новгород, вывезли с денежного двора инструмент для чеканки монеты и артель новгородских денежников во главе со старостой Нефедкой. За «Свейским рубежом» вывезенных мастеров заставили чеканить русскую монету, которая распространялась в северо-западных землях русского государства. В кладах монет XVII века очень часто встречаются шведские подделки московских, новгородских и псковских копеек, как времени оккупации Новгорода, так и копейки, чеканенные новгородскими денежниками в Швеции.