«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века

В некоторых документах Сената и министерства финансов встречаются сведения об участии государственных служащих в незаконных операциях. В материалах следственной комиссии, расследовавшей дело о производстве поддельных ассигнаций в 1811–1818 годах в Полтавской губернии, имеются показания обвиняемого красильного мастера С. Метальника о том, что некий мещанин Аарон Кричевский получал из Харькова «фальшивые ассигнации от неизвестного чиновника, делаемые в остроге арестантами»[348]. Он будто бы слышал, что живущий в 120 верстах от г. Ромны «фактор какого-то полицмейстера или другого чиновника того города, где содержатся в остроге трое русских, которые делают фальшивые ассигнации и оные, Аарон от того чиновника продает тысячу фальшивых за 500 или 600 руб. настоящих»[349]. Другие фигуранты этого дела рассказывали о том, как с помощью взяток мошенникам удавалось избежать наказания. Из показаний однодворца деревни Ольшанцы Ивана Беляева, находящегося в харьковском остроге, следовало, что один из распространителей фальшивых денег крестьянин Шкамерда «попался в Павловграде и с помощью тех денег оттуда освободился»[350]. Арестованный фальшивомонетчик Холопцов (он же Кречетов), пойманный с фальшивыми ассигнациями при покупке бакалейных товаров, рассказал следователю, как его подельник Позняков «помирил их с квартальным за 400 руб<ей>, отдав свои собственные деньги»[351].

О связях полиции с фальшивомонетчиками рассказывал дворянин А. И. Зайнчковский, содержащийся в петербургской тюрьме за кражу денег. В прошении на имя управляющего министерством финансов (29.03.1862) он писал об изготовителях фальшивок в Московской губернии: «Московская полиция находится с ними в тесной дружбе, так что если и бывают у них обыски, то остаются без последствий <…> после обыска как частный пристав, так и надзиратель остаются весьма довольны, что берут с них деньги как дань, вследствии чего они имеют свободный ход и остаются непреследуемыми»[352].

Достоверность сведений, предоставленных осужденными преступниками, безусловно, может вызывать сомнения. Но, кажется, не случайно С. Е. Кушелев говорил о неуверенности губернского начальства в «своей полиции», поскольку в ведомственной переписке также встречаются упоминания о покровительстве должностных лиц преступному промыслу. Если в высоких столичных кабинетах предпринимались всевозможные меры для искоренения зла фальшивомонетничества, то на местах сплошь и рядом «благодетели» из числа государственных служащих покрывали преступную деятельность подделывателей денежных знаков.

В 1858 году «выкрест ковенский мещанин Алексей Александров Соломин», содержащийся в Витебском тюремном замке, просил губернатора Колокольцова провести расследование его дела. Он утверждал, что местные фальшивомонетчики подбросили ему штемпель для чеканки фальшивой монеты. «Собранныя поголовно со всех деньги, — писал он, — для уничтожения меня, их общего врага <…> произвели такое влияние на здешнее правосудие, что был уже на пути в Сибирь»[353]. По результатам проведенного расследования губернатор доложил министру юстиции, что «следствие произведено не только с отступлением от форм, но и с видимым пристрастием»[354]. В 1864 году уездный исправник майор Е. Яковицкий, доложивший тверскому начальству о существовании в Вышнем Волочке «правильно организованного общества для выпуска билетов», сообщил и о том, что судебный следователь «г<оподин> Невский был покровителем фальшивых монетчиков и их торговли»[355]. Покровителем группы фальшивомонетчиков, содержавшихся в Новочеркасской тюрьме, оказался один из надзирателей. В июне 1886 года в Новочеркасске с фальшивыми кредитными билетами двадцатипятирублевого достоинства была задержана солдатская жена Мария Курицына. «Из объяснений Курицыной оказывается, — рапортовал прокурор окружного суда министру юстиции, — что означенные кредитные билеты подделываемы были арестантами в Новочеркасском тюремном замке и впускаемы в обращение через одного из надзирателей этого замка»[356]. Результатом внезапного обыска в тюремных камерах было «обнаружение» материалов и инструментов для изготовления фальшивок, «и в ретираде — двух листов почтовой бумаги формата кредитного билета с наведенными водяными знаками»[357]. Следствие установило, что изготовленные подделки «через арестанта Рябкова передаваемы были надзирателю Самарину, а этот последний передавал их Курицыной для сбыта»[358].