Не выпускайте чудовищ из шкафа

Семьдесят… нет, больше, с теми, что в кошельке, и с теми, которые он за браслет отдал. Это уже почти сотня получается. И трешка явно не просто так. Оно и понятно, любовь любовью, но девушку и угостить надо. Хотя бы тем же мороженым.

Или нет. Если б Мишка в городских кофейнях был, то донесли бы, пусть не Яжинскому – он нелюдимый, но Сомову так точно. Стало быть…

– Сейчас? – уточнила Янка.

– А далеко?

– Неа. Тут… на старой вырубке. Дерево одно, а под корнями такое вот. – Она развела руками. – Ямина. Нора прежде. А там уже Мишка схрон сделал.

Янка же выследила.

– Зачем ему деньги? – Я огляделась. Сумрак. И дождь. Не самая лучшая погода для прогулок по лесу, но фонарь есть, а Янка привычная. – Ну, помимо подарков Сомовой.

– Так… – на меня поглядели как на дуру, – сбежать хотел. Хотели. Они. Вдвоем. На Большую землю. Мишка и копил. Чтоб, значит, квартиру снять. – Она загнула палец. – И на еду было. И на документы… Но он как-то обмолвился, что ему сделают. Такие, чтоб им там по восемнадцать было.

Хреново.

Не должен был Мишка знать людей, которые этаким промышляют.

А он, выходит, знал.

Вот тебе и…

Я выбралась наружу и поежилась. Налетевший ветер швырнул в лицо мелких капель, смешанных со льдом. И Янка, чихнув, с надеждой поинтересовалась:

– Может, завтра сходим?

– Неа. – Я покачала головой. На завтрашний день у меня имелись планы. И не факт, что по их воплощении я буду способна хоть на что-то. – Веди.

Глава 21. Восьмерка кубков

«Так называемые либеральные силы требуют ослабления, а то и вовсе отмены всякой цензуры, не понимая, что за этим воспоследует. Как жить в мире, где любой человек будет иметь возможность изложить на бумаге все-то, что придет ему в голову? Как будет отличить правду от лжи? И не случится ли так, что обыватель, неискушенный, доверчивый, погрязнет в этом мутном информационном потоке».

«Размышления на тему пользы и необходимости цензуры», «Байкальский вестник»

К дому Зимы Бекшеев отправил Тихоню, который выслушал распоряжение молча, кивнул и удалился. Тихо-тихо. Не человек – Тень.

Приказ он выслушал.

Кивнул.

И нахмурился, явно досадуя. Но на что? На то, что княжич сбежал и теперь может повторить визит, выместив на Софье свое раздражение? Или на то, что хватились его рано?

А вот на квартиру к Барскому пришлось самому ехать.

– Вы только подумайте! – Очень толстая женщина в мышастом костюме говорила громко, так, что слышал ее не только Бекшеев, но и пара девиц в серых платьях, две дамы в возрасте и один лакей весьма пройдошистого виду. – Я к нему со всем сердцем! Еще переживала, как он там, без женской руки! А он! Все-то нажитое непосильным трудом… паркеты разломал! Унитазу! Лучшую фарфоровую унитазу, которую мой дорогой супруг с Петербурху заказывавши, испоганил…

Запах апельсинов Бекшеев ощутил в прихожей. Там же, прислонившись к стене, дремал Ник-Ник. Начальство он приветствовал легким кивком.

И махнул.

– Ничего не трогал. До распоряжения.

В этих словах снова примерещилась насмешка. Но Бекшеев сказал:

– Благодарю.

Ник-Ник закатил глаза.

– Держись в стороне, – попросил Бекшеев.

Дар… странно, но отозвался еще легче, чем там, на берегу.

Шаг.

Прихожая. Грязные следы, ведущие вглубь квартиры. Пятна… от воды? Сухая земля комками. Один ботинок с белым носом торчит из стойки для зонтов.

Дальше.

Пятна. Снова. И опять.

Следы.

Бумажка от конфеты. Карамель «Мятная». Дешевая, но лучше нет, чтобы перебить запах перегара. Бутылки. А ведь разные, от весьма дорогого коньяка до темных, вовсе лишенных этикеток. Самогон? Тоже возможно. Следы… кажется, кого-то вырвало на ковер, и довольно давно. Пятно пытались чистить.

Не то.

Вот.

Здесь жил один человек. Даже не жил – существовал. Он приходил сюда и… сбрасывал дорогую одежду. Обувь. Еще ботинки, один под креслом, второй – в бархатном абажуре. Дорогое кашемировое пальто вместо тряпки прикрывает засохшую лужу.

Так и есть. Сбрасывал. Одежду. Обувь. И маску.

Тайник в полу Бекшеев изучал долго. А потом содержимое полок, убеждаясь, что нет там шкатулки ни из зачарованного дерева, ни иной какой.

А еще не было портмоне.

И документов.

Зато в прикроватной тумбочке нашлась толстая пачка ассигнаций, перевязанная банковской лентой.

– Это… – Ник-Ник, до того молчавший, вдруг спросил: – Это сколько… тут?

– Десять тысяч рублей, – ответил Бекшеев, позволяя дару отступить: все, что нужно, он уже увидел.

Вторая пачка нашлась под матрацем. Еще купюры россыпью лежали под покрывалом – пара тысяч и довольно крупный, с ноготь, сапфир.

– Вот же ж… – Ник-Ник добавил пару слов покрепче, а потом закрыл глаза. – Стало быть, убили его не из-за денег.