Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Закрыл глаза, пытаясь осознать себя в пространстве. И сказал:

- Надо… идти.

Рядом ощущался человек. И этот человек помог удержаться, потому что тело, отвыкшее от погружений, норовило завалиться набок.

- Надо идти, - четче повторил Бекшеев и глаза открыл. Поморщился, потому что тьма вдруг отступила. И лес стал прозрачен. Черные дерева выделялись на синем бархате неба.

Чрезмерная чувствительность.

Норма.

Еще четверть часа, и все вернется на круги своя. Но пока… Бекшеев вцепился в руку Сапожника.

- Надо… тут… недалеко. Вход. Должен быть.

Если его не завалили.

Впрочем, тогда будет второй и третий. С высокой долей вероятности. Разум не может знать, но он может сопоставить текущие факты. И неравномерность напряжения силового потока.

А поэтому…

- Вниз. В шахту… или… ты в город. А я сам.

- Хрен тебе, - мрачно сказал Сапожник. – Сам ты тут ляжешь. И… может, и вправду красиво помрем.

Он даже зажмурился мечтательно.

А Бекшеев спокойно повторил:

- Хрен тебе.

Помирать он точно не собирался.

Идти.

Легче сказать, чем сделать. Слабость – обратная сторона «окна». Естественная. Мозг в принципе весьма энергоемкий орган, а уж когда дар и разум работают на пределе. За одно «окно» аналитик может потерять до пяти килограмм.

И потом очень сложно не думать фактами.

Бекшеев не знал, сколько он потерял, но энергию израсходовал, кажется, всю. Заемную тоже. Потому что сейчас мокрая одежда ощущалась, как и холод, и то, что этот холод пробирался внутрь.

Мышцы дрожали.

Лечь бы.

Поспать. А лучше поесть, и потом поспать часов пару. Это правильно. Это нужно. А он… идет. Ноги проваливаются в мох и грязь, мхом прикрытую. В ботинках давно уже полно воды.

Колени подгибаются.

А он идет.

Уверенный… и не он один. Рядом идет Сапожник. Также молча. Упорно. Смешно. Столько лет притворяться…

- Ты не похож на… того, кто… с бумагами.

Дышать приходится часто. И воздух проходит внутрь со свистом, тоже ледяной. Но хоть дождь прекрастился, что уже радует.

- А…- а вот Сапожник рядом и идет легко. – Это как-то… само. Сперва, чтобы живым почувствовать. Сказали заниматься. Я и занимался. До края когда, когда мышцы горят от напряжения, тогда живой. Потом… репутация. Надо было поддерживать. Да и заняться тут больше нечем.

Хорошая причина.

- Тихоня… знаешь, у нас там тоже слухи ходили. Что есть у русских такой… человек, который не человек даже. Что придет и убьет.

Хрустит ветка под ногами, а сверху сыплется вода. Ледяная.

- Вроде страшилок. Только для взрослых… и я вот думаю… не думал раньше, а теперь… еще когда только война началась, то коллега мой… - он скривился. – Должен был на повышение пойти. А он уснул в ванне. И сердце… схватило. Смерть расследовали, конечно. Несчастный случай. И мне дали его место. Я поднялся… а потом еще раз… тоже что-то такое. Может, конечно, случайность. Но слухи были… и что у него задача – до императора добраться. Думаешь, мог он?

- Не знаю. Мало данных.

В этом их слабость.

Данные.

Четкие. Ясные. И когда данных недостаточно, сессия просто пройдет вхолостую.

- Лютик… он… - Сапожник остановился и подал руку. – Продышись. И успокойся. Бежать все одно смысла нет.

Как и таиться.

Был бы здесь кто-то, их бы давно сняли. А значит, в лесу пусто. Странно, но Бекшеев чувствовал себя обиженным. Будто его сочли настолько бесполезным, что даже убивать не стали.

- Что с… Лютиком?

- Не скажу, откуда он взялся. Я тогда не особо в себе был. Первое воспоминание, что он мне носки сует. Вязаные. Такие, знаешь, толстые, колючие… у меня в детстве были похожие. Нянюшка заставляла надевать, особенно, когда простужался. Все говорила, что прогреюся, пропотею и легче станет. А тут снова… причем рябые такие. Ему старые вещи носили. Он распускал. И перевязывал.

Бекшеев осмотрелся.

Лес.

Слева. Справа. Спереди и сзади. Такой вот, настоящий, который растет не по плану, в котором ни тропинок, ни указателей. Ни лавочек для отдыха. А ему не помешало бы. Но, главное, он помнит, куда идти.

Если ход не засыпало.

Если карты и пометки были верны.

Если…

- И Софья велела носить. Я её слушал.

- Почему?

- Сам не знаю. Мне нужно было кого-то слушать. А она сказала, что я поправлюсь. И что буду жить. Что стану счастлив. Что у меня будет чудесная жена и дети… представляешь? И если я умру, то и эта женщина, она тоже не сможет стать счастливой. А это нечестно. У Софьи своя логика.

Но помогла.

- И как? Счастлив?

- Не знаю, - Сапожник не торопил. – Но умирать больше не тянет. А это уже много.

Вход в шахту обнаружился именно там, где и значился на старом плане. Черный зев пещеры, раскрытый, как врата в бездну.

- Уверен, что нам туда? – поинтересовался Сапожник.

- Нет, - честно ответил Бекшеев, вглядываясь в эту темноту. А ведь у них ни фонарей, ни ламп. Ничего.

- Тогда полезли.

Глава 38. Жрец

Глава 38. Жрец

«Не спешите выбрасывать заветрившийся хлеб. Если высушить его, а после измолоть, то полученную смесь можно добавлять в фарш или обваливать в ней котлеты»