Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

- Ну, что одним все, а другим – хрен с маслом? Вот возьми тебя… ты вот девка молодая, справная. А дар тебе силком раскрыли, да и тебя поуродовали так, что от женской сути ничего-то не осталось.

Знает?

И… я прикусываю губу.

- Откуда?

- Я ж не ты. Мне ж знать надо было, с кем я тут… тебя-то я помнил, но так одно дело в госпитале, где все свои, а совсем другое – с княгинюшкой. Пусть и в отставке.

А смешно.

Я ведь и вправду княгиней стала. А потом и отставку дали. Точнее сама взяла. Одинцов с его дубовой порядочностью нас бы еще долго мучил.

- А ведь средь благородных, почитай, все-то с даром. Малым, большим… и много ты их видала там, на фронте? Нет. Еще целители худо-бедно, они да, и то больше в эвакуациях отсиживались. А в топку войны пошли от такие дурочки, как ты. Которых поманили сладкою морковкой мести, наобещали горы золотые, а чем за это золото платить придется, о том ни словечка…

Я закусила губу.

- Обидно же ж было, небось? Там, на балах… все такие прекрасные. И ты. Все молодые, здоровые… и ты…

- Я не сразу поняла.

Здесь врать смысла нет.

А коридор этот все тянется и тянется. И конца ему не видно, и края. Света фонаря недостаточно, чтобы выловить хоть что-то.

- Я… сперва счастлива была. Знаешь, казалось ведь, что все-то теперь наладится. Что… у меня семья. Настоящая. Муж… он меня любил.

- И ты его.

- И я его, - странно говорить о таком. Не с мозгоправом, которого я обязана была посещать раз в неделю, чтоб, стало быть, предотвратить негативные последствия чего-то там. Не с Одинцовым, которого все это касалось напрямую.

Даже не с Медведем.

А с гребаным свихнувшимся напрочь ублюдком, которому бы шею свернуть. И я бы свернула. Но нельзя.

Мы еще не пришли.

И ответов я не получила.

А шахта пошла вниз. Сперва уклон был незаметен, но чем дальше, тем отчетливей ощущался.

- Тебе рады не были.

- Не были. Хотя я и не особо обращала внимание. Поначалу. Потом уже… взгляды эти. Вопросы, которые словно бы с подвохом. Смешки… и главное, в морду-то никому не дашь. Свекровь… сетует вслух, что меня не принимают. Я плохо стараюсь. У Одинцова работа. И я тоже хотела.

- Не пустил?

- Да не то, чтобы прямо… отговорил. Ему почему-то казалось, что я должна больше отдыхать. Что мне больше не нужно касаться этой грязи…

Только как в поговорке, свинья её везде найдет.

Потом уже, когда все окончательно рассыпалось, Одинцов попытался склеить осколки. И в полицию меня затащил. И место нашел. И стало только хуже, потому что для всех я была – княгиня Одинцова, которой чего-то там приблажилось.

А муж, стало быть, и потакает.

В общем…

Хрень, одним словом.

- А у тебя что? – поинтересовалась я.

Душно здесь, внизу.

И жарко.

Причем сперва я даже решила, что это от духоты. Но чем ниже, тем отчетливей становился жар.

А мы спускались.

Ступени, вырубленные в скале. Узкий коридор. И снова ступени. Еще более узкий коридор. Просто ямина, с приваренной к ней ржавой лестницей. И снова я лезу первой.

- Так что у тебя? – повторяю вопрос. – Раз уж мы беседуем… какого хрена ты все это затеял? Из обиды на аристо? И откуда вообще ты тут…

Стены теплые. И это тепло окутывает. От моей одежды, кажется, поднимается пар.

- Стой, - приказывает Лютик. Хотя я уже почти не сомневаюсь, что кличка эта краденая, ненастоящая, как и сам человек.

Но останавливаюсь.

- Здесь электрика плохо работает. Там вон лампы стоят. Бери.

Щедрый какой.

А на вопрос не отвечает. Хотя… конечно, с чего бы это? Злодей, который начинает каяться и говорит, существует лишь в книгах. В жизни… ладно, каяться он точно не станет. А вот поговорить ведь можно, нет?

- Как тебя на самом деле зовут? Или ты забыл свое имя?

Огонек загорается далеко не сразу. Все-таки воздуха внизу маловато. Но вот он вытягивается тонкой нитью.

- Кстати, почему лампы? Есть же световые, на кристаллах?

- Здесь фон такой, что ни один артефакт не выдержит, - на этот вопрос Лютик отвечает охотно. И я оборачиваюсь. Так и есть, лицо изменилось. Стало… мне всегда было страшно оборачиваться, все казалось, что однажды я запутаюсь и не смогу вернуть себя.

Он, кажется, запутался.

И похож на себя прежнего, и не похож. Черты какие-то поплывшие, будто стертые кем-то. Знакомые, но будто смотришь на человека сквозь стекло, дождем затянутое.

- Дар, - он помедлил. – Родители назвали меня так. Дареный…

- Тоже язычники?

- Да нет, в храм заглядывали. Ты же знаешь, тут порой всего намешано.

Знаю.

Отец в храм не ходил, но в деревнях хватало тех, кто и крестился, и на капище время от времени бывал. Относились к этому, пусть и без одобрения, но с пониманием.

Люди слабы.

Богов много.

- И где ты родился? Мы земляки? – я протянула вторую лампу. И Дар принял её.

- Нет. И здесь.

- Здесь?